Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е. Антология - стр. 75

– Валя! Что ты говоришь? Ты интеллигентная женщина! Ты жена доктора и сама когда-то училась на курсах! Опомнись!

Но она не хотела слушать его. Очевидно, желание во что бы то ни стало досадить ему всецело поглотило ее. И в первый раз увидел он в ее засверкавших глазах злобу.

– Могу и с детей своих снять платья из вашей бумазеи, ботинки из вашей кожи… Пусть голые сидят, пусть босые ходят… Пусть простужаются, пусть умирают… Все равно мне с детьми теперь ничего больше не остается, как броситься в Москву-реку.

Шурыгин молчал, с терпеливым вниманием доктора следил за ней, за нарастанием в ней злобы. Это хорошо, когда женщина начинает злиться. Лишь бы не плакала.

– Что же вы молчите? – с раздражением спросила она. – Говорите что-нибудь!

– Что я могу сказать? – повел бровями Шурыгин. – Я могу сказать только то, что сознаю себя кругом виноватым.

– Но тогда я вас не совсем понимаю, – сказала она. – Скажите определенно: мы расходимся или нет?

– Конечно расходимся, – тихо, но твердо ответил Шурыгин. – Это уж бесповоротно. Мои обстоятельства так сложились.

– «Обстоятельства»! Ха-ха-ха! У него «обстоятельства»! Какие же это у вас «обстоятельства»?

– Валечка, не будем говорить об этом. Все равно этого уже ничем не поправить.

– Ах да, я и забыла, что «без объяснения причин». Вот оно когда вам пригодилось, это «без объяснения причин»! Я заранее знала, что такой финал будет. Конечно, раз вы познакомились со мной на бульваре…

– Валя, при чем тут бульвар?

– Конечно, если вы нашли себе молоденькую… Недаром сняли бороду, выбрились, помолодились, я сразу заметила.

– Валя! При чем тут молоденькая? Молоденькие хуже. Их еще долго нужно учить, прежде чем от них начнешь брать то, что они могут дать.

– Фу, какая мерзость!

– Мерзость это или не мерзость, но только это так.

– Вот какое у вас, у мужчин, понятие о любви!

– Да, у нас такое понятие о любви, у нас такое.

Она с гадливостью посмотрела на него. Это ему понравилось: легче порвет, скорее уйдет… Надо ей еще помочь в этом. И он сказал:

– Вы, женщины, еще не представляете себе, какие мы, мужчины, в сущности, изверги! Вы и десятой доли не знаете о нас!

– Не напускайте на себя, не напускайте, – догадалась она и сделала презрительную гримасу, потом передохнула и взяла другой тон: – Ну-с, Павел Сергеич, дело это прошлое, конченое; теперь сознайтесь, какая вертушка, какая вертихвостка, какая ветрогонка, какая девчонка заставила вас снять вашу чудную бороду?! Только не лгите, не сочиняйте, говорите правду…

Шурыгин неестественно рассмеялся, вскочил с места и, чтобы чем-нибудь заняться, начал переносить посуду и остатки закусок со стола на подоконник.