Marilyn Manson: долгий, трудный путь из ада - стр. 27
Меня разбудило шипение – в 5 вечера. В то время это для меня поздновато, во столько просыпаться. На меня пристально глядела кошка. Я ощупал мои глаза – глаза были на месте. И тут я начал блевать, и блевал долго. На коленях перед унитазом я вдруг понял, что мне преподали важный урок: с чёрной магией я могу перевернуть дно жизни, могу получить такую силу, которой люди будут завидовать, и свершать то, что никто больше не может. Заодно я узнал, что мне не нравится курить кальян с травой, ну или вкус воды из него.
ЧЕРВЯК СБРАСЫВАЕТ КОЖУ
Впервые я понял, что с нашей семьёй что-то не так, в шестилетнем возрасте. Тогда отец купил мне книгу про жирафа, который так был персонализирован, что это вроде как я – герой книги, и у меня всякие приключения и игры с другим зверьём. Была там, правда, проблема одна: везде имя моё написали как «Брэйн» (англ. brain – мозг, – прим. пер.), что рисовало в мозгу моём неприятную картину: жираф с мозгом на спине. Думаю, что отец эту ошибку и не заметил, а ведь вроде бы он мне имя дал.
Символично, как он со мною обращался – никак. Ему всё поровну было. Если я хотел его внимания, то его давали в виде ремня со звуком шлепков по спине. В час когда он приходил с работы, я обычно валялся, играя в Colecovision или рисуя картинки, и он всегда находил предлог сорваться на мне – из-за неподстриженного газона или грязной посуды в раковине. Я вскоре научился изображать, когда он входил ко мне, что занимаюсь чем-то серьёзным, даже если делать мне было вообще нечего. Моя мать считала, что его буйное поведение – последствие Вьетнама, посттравматический стресс, из-за которого он вскакивает среди ночи, орёт и разбивает что под руку попадётся. Я когда подростком приводил домой друзей, он неизменно спрашивал: «Сосал ли ты член слаще моего?» Понятно, подколка такая, ловушка – ответь хоть «да», хоть «нет», всё равно получится, что его член у тебя во рту бывал. В шуточном смысле, конечно.
Время от времени отец обещал куда-нибудь меня свозить, но в основном у него на работе вдруг что-то возникало. И всего лишь несколько вылазок наших мне запомнились. Обычно он меня вёз на мотоцикле к карьеру, открытой шахте, недалеко от нашего дома, где он меня учил стрелять из ружья, снятого им с мёртвого вьетконговца. Я унаследовал от отца точность прицела – пригодилось, когда я стрелял из пистолета железными шариками по зверюшкам или бросал камни в полицейских. Также я от отца получил дрянной характер с коротким фитилём, отчаянные амбиции, при которых остановишь меня только пулей или ударами, грубый юмор, ненасытную любовь к сиськам и аритмию сердца, которая благодаря дикому количеству наркотиков только ухудшилась.