Маленький большой человек - стр. 20
То поле и так уже было усеяно трупами наших бойцов. Когда живые бежали вперед, часто спотыкались об мёртвых и падали, прикрываясь ими. Всё это видел я в бинокль, и на душе становилось горько. Вот перебегает солдат, валится на землю. Кажется – убит. Но нет, вскакивает, делает ещё несколько шагов. Пули вокруг него роем, вздымают землю фонтанчиками. Он от них петляет, потом снова бухается на колени и на живот. Укладывает винтовку на холмик, делает выстрел. В холмик тот влетают пули, и от них брызжет в стороны. «Господи, это же покойник», – думаю я в ужасе и закрываю глаза. А солдат тот, что живой, вроде как и не замечает. То есть видит, но куда денешься? Идет дальше в атаку, и вскоре сам падает, чтобы никогда не подняться.
Когда рота снова пошла, тот, что закрепился на околице, вдруг вытащил пару гранат и принялся их перевязывать бинтом. Потом выбрался из своего укрытия и пополз в сторону ДОТа. Немец его не видел – бойцу удалось забраться в «мертвую зону», и теперь главное было не соваться прямо в поле прямой видимости. Тогда всё, конец, – «косторез» его в капусту покрошит. А он и не стал, сообразительным оказался. Ужом двигался к ДОТу, а когда оказался очень близко, метнул гранату в амбразуру.
Не попал. Та ударилась об бетон, отскочила в сторону и грохнула, не причинив укреплению вреда. Только осколками обсыпала.
– А дальше? Дальше что было? – это Василий расспрашивает раненого, который нам всё и рассказывает по пути в санроту. Тот неожиданно замолчал почему-то.
– Дальше, – боец прочистил горло, словно ему помешало что-то. – Он взял вторую гранату, прижал к себе и бросился сбоку на амбразуру. Прямо ткнулся вперед головой, и взорвался.
Раненый замолчал, мы застыли пораженные. Так и ехали пару минут, пока я не спросил:
– Как звали его?
– Абдулла Салимов, – ответил боец. – Я слышал, его посмертно к ордену представят.
Мы снова замолчали.
– А что там наши, как? – спросил Василий об артиллеристах. В этой спешке мы не успели даже побывать в расположении родной батареи.
– Молодцы ваши, – улыбнулся боец. – Крепко нам помогали. Особенно этот отличился, как его, парторг… Чижик, что ли?
– Чигирь, – подсказал я и спросил с иронией. – Что же такого героического содеял наш парторг?
– Я так точно не знаю, но слышал, что в одиночку из пушки расстрелял взвод немцев.
– Когда только успел? – иронично сказал я втихомолку.
Но уже поздно вечером мне стало стыдно от своих мыслей. Когда мы вернулись из санроты (с той симпатичной военврачом повидаться не удалось, к сожалению, ни в этот раз, ни в предыдущие), нас позвали. Оказалось, командир, лейтенант Горкин, решил, пока ночь и противника крепко прижали к реке Молочной, провести небольшое собрание. От лица командования он выразил благодарность личному составу, особо подчеркнув старшину Чигиря. Оказалось, утром, когда наша пехота попыталась ударить в северный флаг немецкой обороны, те огрызнулись миномётами.