Мадемуазель Лидочка, простите мой французский! - стр. 97
— Спустила пар? — Давыдов качался надо мной, но не падал…
А… вечерняя зарядка по Высоцкому в связи с отсутствием рядом девушки. И то правда, в костюме падать на пол не комильфо, так что воспользовался для отжимания стеной. Хотелось поднять руку и дать ему пощечину. Интересно, получал он когда-нибудь от бабы по морде? Но не особо хотелось узнавать, что последует за пощёчиной. Ничего хорошего. Бить по лицу нельзя — никого, ни женщину, ни мужчину. Мужика сразу по яйцам. Из-за яиц обычно весь сыр-бор.
— Это нормальное платье, — проговорила я тихо, чуть прикусив губу. — Ты чего завелся так?
— Я не люблю ложь. Я уже сказал. Почему ты мне лжешь? Не доверяешь?
— Какую правду ты хочешь услышать?
— С кем ты живешь? Что ты делаешь?
— Я тебе сказала правду.
— Ой, ну не ври дальше, — качнул он головой.
Я снова облизала губы. Не в надежде получить новый поцелуй, а потому что они пересохли. Как и горло. Высосал все соки… Лучше бы перец сожрал!
— С дедушкой живу, — соврала я наконец. — Не могу жить с мамой. Не учусь, потому что не хочу… Не хочу тратить время зря… Помогаю подруге, потому что хочу помогать и плевать, что бесплатно. Дедушка меня кормит, одевает, по Европе возит… Оплачивает психологов. И он очень расстроится, когда узнает, что его внучка впустила в квартиру мужика, который об нее ноги вытирает…
— Я тебя целую, а не ноги вытираю…
— Это в твоем случае одно и то же… Иди к Ленке или к Катьке, да хоть к Тьмутаракашке… Только уйди от Лиды. Ты мне не нужен такой.
— А какой нужен?
— Никакой… Федя, отстань… Ну вот серьезно, отстань… Пошли к твоей маме… Или иди в ресторан один и не делай глупостей. Я с тобой точно не собираюсь их делать. У дедушки давление скачет. Ему нельзя нервничать.
Он опустил голову и тяжело выдохнул. Я смотрела на его челку — хорошо стоит, не падает. Что происходит ниже его ремня, знать я не хотела…
— Яшка тоже отменяется? — поднял он наконец на меня глаза.
— Да… Тоже… Отменяется…
— А я… Могу еще надеяться на завтрашнюю ночь?
— Надежда умирает последней, но нет… Вряд ли… Это если поскользнулся, упал, гипс… А до Пушкина все срастется, и я вряд ли соглашусь…
— Лида, ты странная девушка… И очень… Ну… — он тронул носом мой нос, вздернул его… — Очень аппетитная, как хрустящий круассан по утрам.
— Ты ешь круассаны на завтрак?
— Захочешь, узнаешь… Помаду смени… Не будь совсем блеклой… Сестренка!
Он снова качнулся и опустился носом к моей груди… И пальцем… Оттянул ворот, скользнул в ложбинку…
— Черт… Действительно Тур Эффель. Не мешает железяка?
Он снова смотрел мне в глаза. Я мотнула головой. Отрицательно. Хотя не знала, что отрицаю. Его? Его, его… Страшно… И не нужно. У него своя жизнь, у меня своя, и они не должны были никогда пересечься.