Любовный бред (сборник) - стр. 4
– Хочу исповедаться, бичо, – сказал командир. – Через час выходим в горы, Мамука ждет подкрепления, ночью там видели русские вертолеты.
Тут не надо быть стратегом. Ничего хорошего от этого похода Котэ не ждал.
– Чревоугодие, пьянство, сквернословие, богохульство… – перечислил сам конспективно.
Сандро кивал.
– Отпускаю.
– Жена ближнего?
– Ара! Ты что, как можно! – возмутился командир.
– Тайный грех?
Сандро молчал. Котэ с тоской смотрел в размытое небо. С низкой ветки орешника вспорхнул удод, сверкнул мандариновой грудкой.
– Бичо, – глухо сказал командир, – помнишь под Гудаутой маленькое село?
Еще бы Котэ не помнил. Несколько до фундаментов разрушенных домов, ни одного человека, только свиньи визжали под ножами.
– Пьяный я тогда был…
– Накурился еще, – напомнил священник.
– Плохо соображал, совсем чердак снесло. Ну, короче, пошел глянуть, есть ли кто живой. А там заросли кизила, шени дэда, красные от ягод. Сунулся туда пощипать, вдруг слышу, щелчок…
Новая волна смрадной тоски нахлынула, Котэ увидел, как все это было: в кустах мальчишка лет девяти, его обожженные страхом и ненавистью глаза, винтовка в грязных худых руках, осторожный щелчок затвора… Увидел, как на долгую секунду скрестились их взгляды, и Сандро шепнул: «Брось, бичо, уходи!» Но бичо прицелился – и сухая очередь опрокинула его на шипастые ветки кизила, и новые красные капли повисли среди листьев. Потому что Сандро стрелял гораздо лучше и даже с пьяных глаз соображал быстрее.
Котэ накрыл голову командира епитрахилью, положил ему на темя руку и сказал с глубокой грустью: во имя Отца и Сына, аминь.
И это тоже казалось игрой.
В горах погибли почти все. Котэ сидел в узкой сырой лощине и держал на коленях голову раненого мальчика, они вместе играли в университетской сборной. Котэ учился тогда в аспирантуре физфака, а мальчишка только поступил. Потом Котэ ушел в духовную академию, а этот паренек из Мамукиного отряда бросил университет, футбол и стал снимать кино. Он и здесь не расставался с камерой и снял пулю, которая летела прямо в объектив.
Оставшихся накрыли с вертолета. «Господи, – сказал святой отец, – возьми меня вместо него». Упал на оператора, вздувшаяся от ветра ряса опала, как черный парашют. Живы остались оба.
Котэ и Паата уходили все дальше в горы. Через несколько дней оператор мог идти сам, раненое лицо лечили травами. У священника был небольшой запас антибиотиков. Глаз, разумеется, спасти не удалось, но заражения не случилось.
Попадья Медея в числе остальных жен и матерей получила извещение о так называемой смерти храбрых. В тот же день родилась третья поповна. Во сне к Медее пришел муж и сказал: назови дочку Крошка, она будет счастлива. Такого имени в святцах не нашли, и крестили девочку Экой, Экатериной. Но звали везде и всегда Крошкой. Как приказал отец.