Любовный бред (сборник) - стр. 18
По ночам Люся мучительно деревенела и вжималась в подушку, чтобы не слышать шорохов за шифоньером. Уловив однажды скорее вздох, чем шепот: «Обними меня…» – так сжала зубы, что щелкнуло в виске. На работу стала являться раньше всех, пока эти не встали. Молодые, в свою очередь, домой возвращались заполночь, пробираясь мимо якобы спящей матери подобно мухам.
На короткое время они даже сняли комнату – в оккупированной кошками развалюхе. Люся прямо с ума сходила от внезапной свободы, на радостях даже стала разгуливать по квартире голая. Пышная весна перетекала в лето, теплый ветер надувал занавески. Люся вымыла окна и долго пила по утрам кофе.
В этот благодатный период как раз состоялся большой татарский праздник. Алсу, коллега и добрая приятельница, как бы ненароком, по-колежански, пригласила Люсю в свой чудный дом, полный родни, ковров, карапузов, тихой толпой, как мальки, снующих по комнатам; запахи баранины и айвы текли с кухни, орнаментируя застолье тонкой чарующей вязью.
Над пловом колдовали мужчины. Главенствовал высокий татарин в тонких очках с бритым черепом и седой шкиперской бородкой. Люся сперва приняла его за мужа Алсу, которого видела всего раз. Но Камиль оказался дальним родственником из Симферополя. И Люся вдруг побежала в ванную проверять макияж и прическу.
Под плов она пила много сладкого вина, а Камиль все подливал и подливал, и все женщины за столом были равно далеки от него, лишь где-то на словесной периферии мелькнула какая-то необязательная жена… Байки Камиля из флотского прошлого, в котором он отбывал срочную службу радистом, были до того складными и отточенными, что Люся, профессиональный читатель, опытный поклонник изложения, буквально вся сияла. Вышли покурить на террасу.
– Сафа Гирей, был такой хан…
– Я знаю, кто такой Гирей, – улыбнулась образованная Люся.
– Конечно, я так, на всякий случай. Однажды у него в гареме появилась русская, Людмила. И стала его любимой женой. Хан прижил с ней сына…
– А Зарема?
– Не было никакой Заремы. Пушкин, кстати, это прекрасно знал. И Марии, гордой полячки, не было. Распутный хан приблизил этого сынишку. Изнеженное дитя гарема… Ради него Гирей забыл все на свете, в том числе и постаревшую Людмилу, боярскую, между прочим, дочь. А Людмила любила хана, любила страстно, как первого мужчину, как отца этого растлённого ребенка, любила… – тут Камиль с едва заметным презрением усмехнулся, – как свойственно русским женщинам: безрассудно. И она…
– Что? – Люся взглянула в глаза Камилю прямо и холодно.
– Она зарезала сыночка. А после закололась сама.