Любовь по-санкюлотски - стр. 50
Эти провокационные призывы к убийствам, быть может, и восхищали юную душу Симоны Эврар, но в конце концов надоели Национальному собранию, которое особенно возмутилось, когда Марат в своей газете написал:
«Беритесь за оружие!.. Пусть ваши первые выстрелы поразят подлого генерала>72, уничтожат продажных членов Национального собрания с подлым Рикетти>73во главе. Отрубите же большие пальцы всем бывшим дворянам, разбейте головы всем клерикалам. Если вы глухи к моим призывам, значит, вы сами не лучше их!»>74
Мирабо, а особенно Лафайет, были вне себя от ярости. Генерал немедленно направил триста солдат в типографию «Друга Народа».
Обыскав все шкафы и перерыв все ящики, они конфисковали несколько номеров газеты, но не смогли найти Марата, который в это время скрывался в расположенном неподалеку винном погребке.
В этом мало пригодном для творчества месте любезный журналист продолжал писать свои кровавые манифесты. Узнав об обыске, произведенном в его типографии, он пришел в неистовство, стал призывать толпу к истреблению Национальной гвардии и попросил женщин называть Лафайета Абеляром>75.
На сей раз генерала чуть не хватил удар. На розыски Марата он бросил всю полицию.
Находясь в розыске, Марат в течение недели вел полную опасностей беспокойную жизнь, скрываясь и продолжая писать то на чердаке, то в подвале, а то и в пещерах монастыря «Кордельеров».
И так продолжалось до того дня, когда один из рабочих-печатников типографии газеты «Друг Народа» сообщил Марату, что нашел для него надежное убежище:
– Моя свояченица, Симона Эврар, восхищена вами, – сказал он. – Она готова спрятать вас у себя. Ну кому придет в голову искать вас у какой-то работницы с фабрики по производству стрелок для часов?
Марату эти доводы показались убедительными. На другой день он уже стоял у дверей квартирки Симоны Эврар, которая тут же влюбилась в него.
Эти уста, требовавшие крови, эти глаза, блестевшие при свете фонаря, этот лоб, за которым рождались планы массовых убийств, эти руки, без конца сжимавшиеся, будто бы на горле у антипатриотов, – все это необычайно возбуждало девушку.
В тот же вечер она стала любовницей публициста… Целых два месяца Марат скрывался в этой квартирке на улице Сент-Оноре, окруженный нежностью и заботой Симоны, питавшей к нему чувство, больше похожее на обожание. Пока он сочинял призывы к убийству, которым суждено было возбудить парижский люд, девушка, зная о его вкусах гурмана, готовила для него вкусное рагу…
Эта приятная жизнь беглеца в домашних туфлях очень нравилась Марату. В один из мартовских дней, стоя у открытого окна, он взял за руку свою любовницу и, как пишет Верньо, «объявил ей, что берет ее в жены в просторном храме природы».