Лондон - стр. 113
Но тот уже распалился до поцелуев.
Когда Эльфгива шагнула из низкого дверного проема в темный двор, то отчетливо различила у входа в хижину силуэты мужа и рабыни. Муж целовал девушку, которая ничуть не противилась. Платок валялся на земле. Когда они расцепились и глянули в ее сторону, Сердик улыбнулся одновременно виновато и торжествующе. Но девушка, изобразив странную пантомиму, будто отталкивает его, посмотрела на Эльфгиву со страхом.
Эльфгиве вспомнилось лишь одно. О чем имела дерзость заявить ей маленькая невольница? «Не будет вашим – станет чьим угодно еще». Что-то вроде этого. А теперь она решила, что может забрать его и сама.
Женщина повела плечами. Конечно, она была уязвлена. Да просто пришла в бешенство! Однако с горечью подумала, что если муж предпочел развлекаться с рабыней, то будет ниже ее достоинства обратить на это внимание. Не глядя более ни на Оффу, ни на любовников, госпожа вернулась на пир, преследуемая юношей, который порывался что-то сказать. Но она не слушала.
Ибо несчастная Рикола не осознала одного. Горюя, Эльфгива могла ей довериться, однако Рикола была для высокорожденной саксонской госпожи всего лишь рабыней и никакая не соперница. Дело не стоило и ломаного гроша. Она невольница, которой муж мог воспользоваться ночью за неимением лучшего, а после избавиться от нее. Эльфгива же даже в таких обстоятельствах легко могла выбросить ее из головы.
Что и сделала. Возвращаясь к болтливому старикану, она просто махнула юному Оффе, чтобы шел прочь.
Когда тот снова вышел наружу, Сердик с Риколой исчезли.
Ночь показалась Оффе долгой. Ветер стих. Поначалу, сидя у двери хижины, он видел, как из господского дома напротив выходили люди и, спотыкаясь, брели по двору. Иногда он слышал приглушенное бормотание и пьяный смех. Не купец ли с Риколой?
У той не осталось выхода. Оффа понимал это. Даже окажи она сопротивление, купец был больше и намного сильнее, а прав у них с Риколой, как у рабов, немного. Его поразила ирония ситуации. В родном селении, будучи вольным человеком, он мог противостоять старейшине – по крайней мере, потребовать возмещения ущерба. Но, потеряв голову, а за ней и свободу, обеспечил себе повторение этой истории, на сей раз оказавшись совершенно беспомощным.
Оффа застонал, сокрушаясь о собственной глупости.
Недолгое время он тешил себя тщетной надеждой на то, что Риколе удалось сбежать от купца. Может, Сердик оказался слишком пьян или она как-то сумела отвертеться. Это упование было в лучшем случае призрачным. Оно иссякло, когда ночь сгустилась, а Рикола так и не пришла.