Литературоведческий журнал №40 / 2017 - стр. 34
Что же касается собственно художественного творчества Карамзина, его беллетристики, то представляется, что наступило время для всестороннего ее научного переосмысления. Карамзин был, безусловно, великим гуманистом в среде, резко враждебной гуманистическим идеям и ценностям. У нас нет ни малейших оснований сомневаться в объективности слов Герцена: «Влияние Карамзина на литературу можно сравнить с влиянием Екатерины на общество: он сделал литературу гуманною»35.
Кроме того, и для истории литературы это не менее важно, Карамзин превратил русскую прозу в область непрестанных поисков новых эстетических идей. Он был выдающимся литературным экспериментатором, и русские писатели XIX в. это превосходно понимали и высоко ценили. Они очень хорошо знали тексты Карамзина и буквально разобрали их на цитаты.
Пушкин мог и не подозревать, что неоднократно использовавшееся им слово «промышленность» впервые в русском языке появилось в переводах Карамзина как понятие, эквивалентное французскому и английскому понятию «индустрия». Но вот откуда взялся в его оде «Вольность» фразеологический оборот «друг человечества», юный «певец Руслана и Людмилы» не мог не знать, поскольку это фразеологическое единство было центральной категорией в мировоззрении Карамзина и потому весьма часто фигурировало в его сочинениях.
Знаменитое пушкинское «народ безмолвствует», столь многозначно (то ли грозно, то ли с чувством глубочайшего разочарования) прозвучавшее в «Борисе Годунове», конечно же, – цитата из «Марфы-посадницы»: «Народ пока безмолвствует». Из этой же повести Пушкин заимствовал и древнее славянское имя «Ратьмир», слегка обасурманив его или онемечив в своем «Ратмире».
Но более всего, по-видимому, Пушкина впечатлила повесть «Наталья, боярская дочь». Он не только обыграл ее фабулу в двух собственных вариациях – «Метель» и «Станционный смотритель», но и увековечил бессмертными стихами «Евгения Онегина» сцену любви с первого взгляда из этой повести в том виде, в котором она впервые была создана Карамзиным («…блестящий, проницательный взор его встретился с ее взором. Наталья в одну секунду вся закраснелась, и сердце ее, затрепетав сильно, сказало ей: «Вот он!») Сравните:
(Евгений Онегин. Глава 3, строфы 2–3).
Заслуживает внимания также тот факт, что Пушкин сборник своих рассказов и новелл назвал «Повести Белкина», следуя, по всей видимости, примеру Карамзина, который все художественные прозаические произведения, выходившие из-под его пера, даже самые короткие, называл «повестями». Таким образом, он явно подчеркивал, что нарративный, повествовательный принцип изложения выступает в них в качестве доминанты.