Литературоведческий журнал №38 / 2015 - стр. 53
Великий американский писатель Герман Мелвилл называет Дон Кихота среди трех наиболее оригинальных образов мировой литературы (Гамлет, Дон Кихот и Сатана Милтона)115. Образ Сервантеса и его бессмертного героя возникает на страницах рассказов и романов Мелвилла. В «Моби Дике» в главе «Рыцари и оруженосцы» Мелвилл прославляет руку, написавшую «Дон Кихота», – «чеканные листы чистейшего золота».
Иллюзорный мир Дон Кихота – это протест против испанской действительности. Донкихотство героев Мелвилла – Таджи в «Марди», Ахава в «Моби Дике» и Пьера в одноименном романе – это отрицание существующей действительности. Мысль о творческой близости Сервантеса и Мелвилла выражена в оставшемся неопубликованным при жизни писателя стихотворении «Ветхий человек» («The Rusty Man»). Уподобляясь Дон Кихоту, поэт в старости находит в рыцарских романах заповедь:
Близкое себе восприятие образности «Дон Кихота» наблюдается в романтической литературе США. Сервантес стал как бы «собственностью» романтиков. Характерно, что обращение американских реалистов к «Дон Кихоту» происходит в тех произведениях, где с наибольшей силой сказывается романтическая линия в развитии критического реализма.
Среди немногих книг, которые любил перечитывать Марк Твен, был «Дон Кихот». Он обращался к Сервантесу как к реалисту, противопоставляя его «романтическому обману» Вальтера Скотта и Фенимора Купера. «Любопытный пример доброго или злого воздействия одной книги виден во влиянии “Дон Кихота” и влиянии “Айвенго”, – писал Марк Твен. – Первая смела с лица земли восхищение средневековой рыцарской чепухой, а вторая – воскресила это восхищение. Что же касается нашего Юга, то тут благотворное влияние Сервантеса – только мертвая буква, настолько его подточили губительные сочинения Вальтера Скотта»117.
Конец ознакомительного фрагмента.