Леонард Коэн. Жизнь - стр. 13

, обещавшую слабым мальчикам вроде него обрести мускулы, которые помогут им завоевать женские сердца. Для своих лет Леонард был небольшого роста. Он научился сворачивать бумажные салфетки и подкладывать их в ботинки, чтобы казаться выше. Его беспокоило, что он ниже своих товарищей, а некоторые одноклассницы были выше его на целую голову, но он начал понимать, что девушек можно привлекать «историями и разговорами». В «Любимой игре» его альтер эго «начал думать о себе как о Маленьком Заговорщике, Хитроумном Карлике» [8]. По воспоминаниям Роны Фельдман, Леонард на самом деле был «невероятно популярен» у одноклассниц, хотя из-за его небольшого роста «большинство девушек считало его скорее очаровательным, чем по-мужски привлекательным. Я помню только, что он был очень приятен в общении. У него была та же улыбка, что и сейчас, как бы полуулыбка, немного застенчивая, и когда он улыбался, это было так искренне – было одно удовольствие видеть, как он улыбается. Думаю, его все любили».

С тех пор как Леонарду исполнилось тринадцать, он полюбил два-три раза в неделю совершать ночные прогулки по городу – в полном одиночестве, выбирая улицы, где кипела ночная жизнь. Пока не открылся морской путь Святого Лаврентия, позволивший кораблям из Атлантического океана доходить до самого Верхнего озера, Монреаль был важным портом: в него прибывали океанские грузовые суда, а привезённые ими товары затем отправлялись вглубь материка – речными судами до Великих озёр или поездом на запад. Ночной Монреаль был городом матросов, грузчиков и пассажиров круизных лайнеров, и перед ними приветливо открывали свои двери бесчисленные бары, вопреки закону работавшие и после трёх часов ночи. В газетах каждый день можно было увидеть анонсы концертов на Сент-Кэтрин-стрит, которые начинались в четыре часа утра и заканчивались перед самым восходом солнца. Там были джазовые клубы, блюзовые клубы, кинотеатры, бары, где играли исключительно квебекский кантри-энд-вестерн, и кафе с музыкальными автоматами – их репертуар Леонард вскоре выучил наизусть.

О своих ночных вылазках Леонард писал в неопубликованном тексте конца 50-х (точной датировки нет) под названием «Сердце музыкального автомата: отрывок из дневника». «Когда мне было 13 лет, я занимался всеми вещами, которыми занимались мои друзья, пока не ложились спать, а затем проходил километры по Сент-Кэтрин-стрит, влюблённый в ночь, вглядываясь в кафетерии с мраморными столиками, где мужчины сидели в пальто даже летом». В этом описании юношеских прогулок есть мальчишеская невинность: он изучает витрины магазинов с сувенирами и безделушками, «чтобы составить опись фокусов и шуток – резиновых тараканов, машинок, которые жужжат при рукопожатии». Гуляя, он воображает себя мужчиной за двадцать, «одетым в плащ, скрывающим пронзительный взгляд под низко надвинутой потрёпанной шляпой, с сердцем, таящим историю несправедливости, с благородным лицом человека, неспособного на месть, он идёт ночь напролёт по какому-то промокшему бульвару, оставляя за спиной сочувствие публики <…> любимый двумя или тремя прекрасными женщинами, которым он никогда не достанется». Леонард как будто описывает персонажа комикса или детективного фильма – к этому времени он уже завзятый синефил. Он даже снабжает рассказ цитатой из Бодлера, но после этого ему хватает трезвости прибавить: «Написанное смущает меня. Я в достаточной степени юморист, чтобы увидеть молодого человека, начитавшегося Стендаля, склонного видеть себя в драматическом свете, подолгу гуляющего, чтобы сбить мешающую эрекцию. Может быть, мастурбация была бы более эффективна и не так утомительна» [9].