Ледяной клад - стр. 42
– Да разве он чего понимает!
Но Цагеридзе все понял. Речь шла о том, что кто-то (а по-видимому, он сам, Цагеридзе) в это утро отдал распоряжение коменданту освободить под квартиру начальника особнячок («котежок», как называла его Женька) из двух комнат с кухней. В одной комнате «котежа» жил с семьей из шести человек лоцман Герасимов, в другой, как в общежитии, помещались семь одиноких женщин и незамужних девушек, а на кухне продавщица из орсовского ларька с подростком-сыном, тем самым Павликом, который ночью привез Цагеридзе. Пятнадцать человек должны были освободить особняк для одного, и не позднее как к вечеру, а сами переселиться в другие и без того переполненные «котежи» и бараки. Труднее всего приходилось многосемейному Герасимову, никто не соглашался принять к себе в дом сразу шесть человек, и он поступил просто: оставил ребят в квартире, дверь снаружи замкнул большим висячим замком, а сам пошел на работу. «Кланяться, просить за себя я не стану, – хмуро сказал он, – как хочет “новый”, пусть так и делает. Посмотрим – как». Семеро женщин и девушек из второй комнаты могли бы, конечно, без особых сложностей, поодиночке расселиться в других общежитиях, но им не хотелось расставаться друг с другом – раз, а два – возмущало, что новый начальник решил прежде всяких других дел «оттяпать» себе целый домик, пусть даже когда-то, по генеральному плану, и построенный именно для этой цели. «Лопатин – и тот соображал, что народу живется очень тесно!» Женька Ребезова взяла себе в подмогу еще трех женщин, поречистее, и ринулась в бой: «Разорвись он напополам, а в дом наш мы его не пустим…»
Теперь Женька Ребезова стояла растерянная. Все слова, все ее доводы и вся ярость иссякли, а Цагеридзе еще ничего не сказал, не ответил, стоял улыбаясь, и было непонятно, согласен он с ней или нет. Словно бы час целый сплеча рубила она топором дерево, а остановилась, глянула – на дереве даже никакой отметинки нет.
– Ну? – уже через силу, но по-прежнему угрожающе спросила она.
Цагеридзе скользнул взглядом по нештукатуренным бревенчатым стенам кабинета, густо залепленным диаграммами, графиками и пожелтевшими от времени плакатами, призывающими соблюдать правила техники безопасности на сплаве, беречь лес от пожара и разводить кроликов. На подоконнике, как раз позади лопатинского кресла, сделанного грубо, по-плотницки, стоял коробчатый, из стекла, световой транспарант «Берегись автомобиля». Стол был завален бумагами, книгами, обрывками тросов, цепей, так что едва оставалось свободное место, чтобы поставить локти.