Ледяной клад - стр. 44
– Вон стоит за диваном. Это я поставила. Павлик бросил его в коридоре.
– A-а! Спасибо за большую заботу. Вторая просьба: позовите Василия Петровича и, если можно, найдите, пожалуйста, коменданта.
Оставшись один, Цагеридзе стащил со стола обрывки цепей и тросов, бросил их в угол за шкаф и стал просматривать книги, бумаги. Они лежали тяжелыми беспорядочными грудами. Нормативные справочники, расчетные таблицы по такелажу, Уголовный кодекс, «Всадник без головы» Майн Рида, «Спутники» Веры Пановой, учебник гинекологии… Бумаги – наряды, квитанции, табеля, письма из треста, заявления рабочих – тоже смешались, помеченные текущим, прошлым и даже позапрошлым годами. Среди бумаг попадались измятые рецепты, конфетные бумажки и любительские фотокарточки, главным образом женские. Мелькнул листок из ученической тетрадки, на котором рукой первоклассника написанные выделялись слова обращения: «Дорогой папа!» Дальше читать Цагеридзе не стал.
«Говорили, что у Лопатина не было постоянной квартиры, – подумал он. – Вот этот стол заменял ему постоянную квартиру. Нехорошо вторгаться в тайны человека, которого уже нет на свете. Но как, не вчитываясь и не вглядываясь, отделить здесь служебное, деловое от того, что принадлежало только ему, Лопатину?»
Тяжело ступая в своих подшитых валенках, вошел Василий Петрович. Шапки и стеганки на нем уже не было, а толстый шерстяной шарф по-прежнему висел хомутом вокруг шеи. В руке у него дымилась папироса.
– Вступаете? – спросил Василий Петрович, садясь на диван и движением головы показывая на груды бумаг.
– Нет, я вступил еще вчера, – сказал Цагеридзе. – И мы вместе с вами только что вернулись с берега реки, Василий Петрович, где, по-моему, уже работали.
– Работали, – согласился Василий Петрович, стряхивая пепел с папиросы прямо на пол. – Солдат спит, а служба идет. Докладываю. Согласно постановлению при вступлении полагается составлять акт приема-сдачи. Готовлю. Закон: все одно придется подписывать вам о приеме, хотя сдавать дела, известно, некому. Лопатин – словчил мужик.
Цагеридзе нахмурился.
– Мне не нравится, Василий Петрович, когда о мертвых говорят плохое. Тем более когда говорят его близкие, если не товарищи, то сослуживцы.
– Вона куда, – развел руками Василий Петрович. – А я плохого про Лопатина, по нутру его, никогда и не скажу. Не имею. Шуток не понимаете?
– Н-да… Интересно, – сказал Цагеридзе. – Как раз почти такой вопрос я только что задавал Лидочке. Думаю, не стоит нам с вами глубже разбираться, что такое шутка. Давайте попробуем разобраться в другом.