Лед и пламя - стр. 54
Наши глаза встречаются. После той дикой вспышки наверху меня все еще лихорадит. И сейчас, глядя на него, я вдруг чувствую, как стремительно разгорается внутри меня бескомпромиссное пламя желания.
Дальше все происходит так быстро, что я не успеваю опомниться. Позже я много раз проигрывала в голове эту сцену, но всякий раз терялась в догадках, с чего она началась. Знаю только, что в один момент я просто стою и гляжу на Вернера, полная тоски и боли, а в следующее мгновение меня захлестывает какая-то болезненная страсть, не похожая ни на одно из чувств, испытанных мною ранее. Бесстыжая, откровенная, одуряющая.
Никита Сергеевич делает шаг по направлению ко мне. Его глаза сверкают. И я вдруг осознаю, что вся эта сцена не оставила равнодушным и его тоже. Его мерцающий пристальный взгляд говорит о чем угодно, но только не о равнодушии. И хотя вслух не произнесено ни единого слова, я знаю, чувствую, что сейчас, в этот момент он стремится ко мне не меньше, чем я к нему.
Потом я словно попадаю в измерение, где время течет медленнее. Даже сердце, кажется, бьется тише и тише, и дыхание вырывается из груди все реже и реже. И я решаюсь. Не в силах больше играть в эту игру в притворство, зная, что этим поступком сделаю хуже только самой себе, я стремительно сокращаю расстояние между нами и кладу руки ему на грудь. Крепкое мускулистое тело под моими ладонями дергается и напрягается, но тренер не отталкивает меня, хотя я чувствую, что он близок к этому.
Не теряя драгоценного времени, поднимаю голову, встаю на цыпочки, отнимаю ладони от его груди и кладу их на его щеки. И, прежде чем он успевает среагировать, прижимаюсь губами к его губам.
Этот поцелуй совсем целомудренный. Простое касание губ. Обмен дыханием. Незнакомый вкус и теплота смешиваются на моих губах с каплями дождя. И этого достаточно, чтобы земля ушла у меня из под ног.
Я не знаю, кто из нас оказывается более шокированным этим поступком, он или я. Знаю только, что он не отталкивает меня, но и не притягивает ближе. И когда я отрываюсь от его губ и заглядываю в глаза, то не могу прочитать в них ровным счетом ничего.
Я смотрю на него беспомощно, неспособная произнести ни слова. Все еще потрясенная своей решимостью или самой большой глупостью. Чувствуя головокружение, прикрываю глаза. В груди наливается свинцовая тяжесть. Дыхание с трудом вырывается из легких.
- Иди в номер, - тихий голос и теплое дыхание, щекочущее мой висок. - Здесь холодно.
- А вы?
- А я прогуляюсь.
Это последние слова, которые я слышу от Никиты Сергеевича этой невероятной ночью. Потом он отворачивается и идет прочь, пока его фигура не растворяется в темноте холодной осенней ночи. А я с какой-то отрешенностью думаю, что он в тонком джемпере, и я бы не хотела, чтобы он простудился.