Лабиринт - стр. 28
Алаис насупилась. Слова отца затронули что-то в памяти. Она зажмурилась, представляя, будто снова стоит в ледяной воде, разглядывая тело убитого.
– Одно странно, отец, – нерешительно проговорила она. – Не думаю, чтоб это были разбойники. Они не сняли с него плаща – красивого и на вид дорогого. И украшения остались на нем. Золотой браслет на запястье, кольца… Воры обобрали бы убитого донага.
– Ты уверяла, будто не трогала тела, – сурово напомнил он.
– Я и не трогала. Но мне видны были его руки под водой, понимаешь? Золотой браслет из переплетенных звеньев, еще цепь на шее. Почему бы они оставили такие ценности?
Алаис вдруг замолчала, припомнив бескровные, призрачные руки, протянутые навстречу ей, кровь и обломок кости на месте большого пальца. Голова снова закружилась. Откинувшись к сырой холодной стене, Алаис постаралась сосредоточиться на ощущении твердого дерева скамьи под собой, кислом винном запахе в ноздрях, пока дурнота не отступила.
– Крови не было, – продолжала она, – открытая рана, красная, как кусок мяса. – Она глотнула. – Большого пальца не было, и…
– Не было? – резко перебил отец. – Что значит – не было?
Алаис взглянула на него, удивленная переменой тона:
– Палец был отрублен. Вместе с костью.
– На какой руке, Алаис? – Теперь отец не скрывал тревоги. – Подумай, это очень важно.
– Я не…
Он словно не слышал ее:
– На какой руке?
– На левой руке, на левой! Точно. С той стороны, что ближе ко мне. Он лежал головой против течения.
Пеллетье вскочил со скамьи, громко окликая Франсуа, распахнул дверь. Алаис бросилась за ним, потрясенная явным испугом отца:
– Что случилось? Скажи мне, ну пожалуйста. Какая разница, правая рука или левая?
– Немедленно приготовь лошадей, Франсуа. Моего гнедого мерина, серую для госпожи и еще одного для тебя.
Франсуа был непроницаем, как всегда:
– Слушаюсь, мессире. Далеко едем?
– Только до реки. – Пеллетье поторопил слугу взмахом руки. – Быстро, и принеси мой меч. И чистый плащ для госпожи Алаис. Мы будем ждать тебя у колодца.
Как только Франсуа удалился за пределы слышимости, Алаис бросилась к отцу. Но тот отказывался встретиться с ней взглядом. Вместо этого он прошел к бочонку и нетвердой рукой налил себе вина. Густая красная жидкость перелилась через край глиняной чашки и растеклась по полу.
– Paire, – упрашивала Алаис, – скажи, что случилось? Зачем тебе ехать на реку? Разве это твое дело? Пусть Франсуа едет, я скажу ему куда.
– Ты не понимаешь.
– Так объясни, чтобы я поняла. Можешь мне довериться.
– Я должен сам увидеть тело. Убедиться…
– В чем убедиться? – с готовностью подхватила Алаис.