Лабиринт - стр. 26
Пеллетье вернулся к двери и рывком распахнул ее.
Алаис слетела по лестнице, словно за ней гналась стая псов. Сзади поспешал Франсуа.
При виде усталого отца, стоявшего среди винных бочек, она вскрикнула, бросилась к нему и спрятала заплаканное лицо у него на груди. От знакомого утешительного запаха ей снова захотелось плакать.
– Sant Foy, что такое? Что с тобой? Ты ранена? Говори же!
Она расслышала в его голосе тревогу. Чуть отстранилась и попыталась заговорить, но слова застревали в горле.
– Отец, я…
Он испуганно оглядел растрепанную, грязную дочь и устремил вопросительный взгляд через ее голову на Франсуа.
– Мессире, я нашел госпожу Алаис в таком виде…
– И она ничего не сказала о причине такого… отчаяния?
– Ничего. Только то, что ей нужно немедленно видеть тебя, мессире.
– Хорошо. Теперь оставь нас. Если понадобишься, я позову.
Алаис услышала, как закрылась дверь, потом ощутила на своих плечах объятия тяжелой отцовской руки. Он подвел ее к лавке, тянувшейся вдоль стены погреба, усадил.
– Ну-ну, filha, – заговорил он не так сурово и пальцами отвел с ее лица прядь волос. – Это не похоже на тебя. Расскажи мне, что стряслось.
Алаис сделала новую попытку овладеть собой. Сколько тревог и беспокойства она доставляет отцу! Она вытерла чумазые щеки отцовским платком, протерла покрасневшие глаза.
– Выпей-ка… – Он вложил ей в руку чашу вина и уселся рядом с дочерью.
Дряхлая лавка заскрипела и прогнулась под его тяжестью.
– Франсуа ушел. Здесь никого, кроме нас с тобой. Надо опомниться и рассказать мне, что тебя так огорчило. Не Гильом ли? Потому что, если это он, даю слово, я…
– Гильом вовсе не виноват, paire, – поспешно заверила Алаис. – Никто не виноват…
Она бросила на него быстрый взгляд и снова потупила глаза, стыдясь, что сидит перед ним в таком виде.
– Тогда что же? – настойчиво повторил он. – Как я могу тебе помочь, если ты не говоришь, что случилось?
Алаис с трудом сглотнула. Виноватая, испуганная, она не знала, как начать.
Пеллетье взял ее руки в свои:
– Ты дрожишь, Алаис.
Она слышала в его голосе любовь и заботу, чувствовала, как трудно ему скрывать свои опасения.
– И погляди, что с твоим платьем… – Двумя пальцами он приподнял край плаща. – Мокрая, вся в грязи…
Как ни старался отец скрыть свое волнение, Алаис видела, как он встревожен, как устал. Морщины на лице, словно глубокие шрамы. Она только сейчас заметила, сколько седины у него на висках.
– Когда это бывало, чтобы тебе не хватало слов? – снова заговорил он, стараясь шуткой рассеять ее оцепенение. – Рассказывай-ка, что приключилось, э?