Лабиринт для Минотавра - стр. 43

– Пояс астероидов, – сказал Минотавр. – Какие-то рудники… Точнее, рудник Ариадны, так они сказали.

Вергилий всплеснул ладонями:

– Вам исключительно повезло! Воистину благая весть! Рудник Ариадны – уникальный источник космического жемчуга… Лабиринты шахт, где трудятся возвращенные. Вам найдется место по умению.

– Я просился на Венеру, – помрачнел Минотавр, хотя, учитывая, что о ней он вспомнил лишь по подсказке непонятно откуда вынырнувшего отпрыска, источник недовольства оставался непонятен ему самому. Что ему Венера? И что он Венере?

– Просились? На Венеру? – озадачился Вергилий то ли из-за выявленной Минотавром способности препираться с гипостазисами по поводу своей дальнейшей судьбы, коей он, исходя из обстоятельств, никоим образом не распоряжался, то ли из-за желаемого им пункта отбывания предписанной возвращенным повинности. – Но…

Вергилий, готовясь произнести речь о подобающем поведении возвращенцев, набрал глубже воздух, но Минотавр зашагал прочь по лабиринту Санаториума, намереваясь вернуться в кубрик и обдумать приключившееся с ним после возвращения. Того, что было с ним до, он пока не вспомнил, а потому раздумывать над тем, чем не владеешь, пустая трата воды в клепсидре.

Водоросли на вкус оказались выдающимися даже по сравнению с тем, что Минотавру удалось попробовать в предыдущие сеансы кормления. Их отвратительный вид целиком и полностью раскрывал вкусовое содержание, ничем не пытаясь его приукрасить, а даже усугубляя. Пусть вкушающий их будет готов к худшему. Извлекалась хлорелла из огромных медных баков-анклавов, как две капли воды похожих на те, из которых происходило возвращение, что вряд ли добавляло аппетита, вызывая неуместные ассоциации. Каждый раз зачерпывая зеленую массу из миски, Минотавр внутренне содрогался от хлюпающего звука, от шевеления водорослей, будто намекавших – они отнюдь не полуфабрикат, а самое что ни на есть живое, а главное – питательное и полезное для организма, прошедшего горнило Феодоровского процесса. Мертвенная стылость и липкость продукта усиливали желание спустить содержимое миски в утилизатор. Но бдительные Вергилии, стоявшие по периметру столовой, следили за подопечными, чтобы те неукоснительно следовали предписанной диете. Единственный способ облегчить участь – не смотреть на то, что отправляется в рот.

Впрочем, смотреть по сторонам тоже особо не на что и не на кого. Характерной чертой Санаториума, кроме ужасающей запутанности коридоров и отсеков, являлась вызывающая блеклость окружающей обстановки, возможно намеренная. Возвращенных не стоило подвергать буйству красок, оберегая их апперцепцию. На деле блеклость вызывала физическую тошноту – взгляд отказывался зацепиться хоть за что-то выдающееся. Единственное спасение – разглядывать тех, кто рядом, удовлетворяя одновременно сенсорное голодание. Минотавр не сразу сообразил: раздражала манера других возвращенных окатывать его взглядами, точно выискивая в фигуре и лице нечто такое, что могло вызвать хоть какую-то сильную эмоцию на равнодушных физиономиях, никак не вяжущихся с обретением жизни новой. Через некоторое время он поймал себя за тем же занятием. И хотя не изменил к подобному занятию отрицательного отношения, продолжал ему придаваться, особенно здесь, где мерзкие водоросли обостряли жажду новых впечатлений. С каждым посещением столовой у него крепла ничем не подтвержденная и вряд ли имеющая отношение к гипостазису истины уверенность: всех возвращенных, его окружавших, он каким-то образом знал и знал весьма близко. В лицах, к тому же, обнаруживалось трудно уловимое, но все же ощутимое сходство. Пожалуй, по генетической цепи они происходили из единого источника.