Купеческий сын и живые мертвецы - стр. 41
А второй вещью – удержавшей Зину на погосте не в меньшей степени, чем папенькины слова – явилось то, что Ванечка вдруг стал заваливаться на бок. Он упал наземь, и полуистлевшие умирашки тут же стали налезать на него со всех сторон. Нависли над ним. Склонились к нему. Сгрудились возле него, как голодные псы возле зайца.
– Ванечка! – вскрикнула Зина, не зная, что ей делать.
Ещё раньше, днём, она видела, что умирашки сотворили с алтыновской лошадью. Девушка как раз обходила тогда храм, направляясь к маленькой мастерской для изготовления свечей, куда Митрофан Кузьмич Алтынов обещал доставить сегодня хорошего воску. Зинин папенька к тому времени уже воротился домой, на Губернскую улицу. И сказал дочери, что хочет выдавшийся свободный вечер использовать, чтобы съездить в одну из деревенек под Живогорском – причастить прихожанина, который давно уже лежит хворый и посетить литургию никак не может. А мать Зины уехала на богомолье ещё неделю назад. Да и в свечной мастерской девушка привыкла управляться одна – без посторонней помощи. Она сказала папеньке – пусть он не беспокоится. И пообещала, что к вечеру отольёт свечей, сколько нужно. После чего отец Александр уехал на их одноконной бричке, предупредив, что может задержаться допоздна.
Но поначалу Зину ничуть не тревожило, что дома её никто не хватится до самой полуночи. До тех пор не тревожило, пока она не увидела, зайдя за угол храма, разгруженную телегу купца Алтынова, подле которой лежала на земле издыхающая лошадь, издававшая словно бы жалобные всхлипывания. В то время как над распоротым лошадиным брюхом скорчилось с десяток странных людей – так решила тогда Зина.
Девушке сразу вспомнились все страшные рассказы папеньки о еретических сектах, последователи которых проводят гнусные богохульные обряды во славу собственной трактовки христианского учения. И почему бы одним из таких обрядов не могло стать пожирание заживо невинного животного на освящённой кладбищенской земле?
Зина на цыпочках, боясь дышать, отступила обратно за угол храма. Затаилась, вжавшись в белёную церковную стену. Но всё же осторожненько, одним глазком, из-за угла выглядывала – любопытство брало верх. Потому-то она и увидала, как со стороны самой древней части кладбища, где имелись ещё старообрядческие захоронения, к месту расправы над лошадью подтягиваются другие сектанты. И теперь она хорошо их разглядела. А разглядев, даже зажала себе ладошкой рот, чтобы не завопить от ужаса.
К храму шаткой походкой ковыляли – не сгибая коленей, не двигая руками – натуральные скелеты в лохмотьях. Ничей глаз уже не перепутал бы их с живыми людьми. Если на их костях ещё и оставалось подобие плоти, то они изрядно ободрали его – явно тогда, когда неведомым способом вылезали из своих гробов. И теперь чуть ли не при каждом шаге они роняли наземь частицы кожного покрова, мелкие косточки, клочки волос.