Купеческий сын и живые мертвецы - стр. 34
Кинофобия – паническая боязнь собак. Вот как это назвал доктор. Вот почему Митрофану Кузьмичу пришлось продать ни в чём не повинную Матильду. Однако доктор, похоже, допустил ошибку. Даже и не собак как таковых Иванушка начал страшиться после нападения бродячих псов на Эрика, а их зубастых морд. И сейчас купеческий сын не мог отвести глаз от десятков раззявленных пастей – с истончившимися губами, со сквозными провалами в щеках, обнажившими заострённые или обломанные, крепкие или гнилые, мелкие или крупные, но уж точно не выглядевшие человечьими зубы.
Неимоверным усилием Иванушка снова толкнул себя вперёд – и очутился уже в трёх шагах от калитки. Ему показалось: ещё немного – и он просто надует в штаны, словно годовалое дитя. Причём это будут отнюдь не Пифагоровы штаны, вечно вертевшиеся у него на языке! И чтобы не позволить этому случиться – чтобы умереть раньше, чем он опозорит себя навсегда, – Иванушка сделал шаг к Духовскому погосту. Потом – второй шаг. А потом – и третий.
Глава 6
Не самоубийца
Митрофан Кузьмич сбил гробовую крышку даже быстрее, чем ожидал сам. Может, из-за того, что ему помогали: пока он бил по крышке снаружи острым камнем, изнутри в неё (ударяло мёртвое тело) бил его отец. И всё равно – к тому моменту, как крышка начала сдвигаться вбок, ладони обеих рук Митрофана Алтынова покрывали кровоточащие ссадины. А его льняная сорочка (сюртук он давно сбросил) стала серой от пыли и липкой от пота.
Он почти не слышал, что аккомпанементом к его ударам служат настойчивые постукивания в тяжёлую дверь склепа. И даже не отдавал себе отчёта в том, что нынешний день уже перевалил на свою вторую половину: сквозь витражное окошко над дверью, выходившее на запад, внутрь начали пробиваться солнечные лучи. Так что руки и рубашка Митрофана Кузьмича, пол рядом с ним и разбитая дубовая крышка были окрашены теперь в многоцветные венецианские тона.
Купец налёг обеими руками на крышку, она заныла, застонала – и словно бы с неохотой стала отъезжать в сторону.
Митрофан Кузьмич так был увлечён её сдвиганием, что в первый момент даже и не углядел, как из-под гробовой крышки выдвинулась ссохшаяся, будто обтянутая тёмным пергаментом рука. Лишь тогда, когда негнущиеся пальцы прикоснулись к его ладони, он эту руку заметил.
– Батюшка! – воскликнул он, и та его часть, которая ещё хранила здравомыслие, завопила что было сил: «Беги отсюда!»
Но куда, собственно, он мог бы убежать? За дверью склепа топтались существа, которые явно обладали той же природой, что и обитатель дубового гроба. Причём их за дверью было