Купеческий сын и живые мертвецы - стр. 35
– А этого человека я знаю, – прошептал он. – И я его люблю.
Он встал на ноги и с размаху ударил в дубовую крышку подошвой сапога. Раскуроченный гроб подпрыгнул на полу, пергаментная рука словно бы взметнулась в приветствии, и крышка наконец-то слетела целиком.
Дорогой чёрный костюм, в котором Митрофан Кузьмич когда-то похоронил отца, походил теперь на заскорузлую тряпку. А вот обрамлённое чёрной бородой лицо и руки усопшего выглядели даже лучше, чем купец первой гильдии смел надеяться: никаких заметных признаков тления на них не просматривалось. Бальзамировщики не зря получили свои деньги – потрудились на совесть. Руки покойника походили на две сухие рыбины с пальцами-хвостами, однако ни единого пятна гнили Митрофан Кузьмич на них не заметил. А лицо Кузьмы Алтынова казалось всего лишь загорелым – не более даже, чем у ключницы Мавры. И, хоть скулы на нём заострились, а рот запал, черты пожилого мужчины остались почти что прежними – прижизненными. Одно было плохо: глаза Кузьмы Алтынова оставались закрытыми. Митрофан Кузьмич видел: веки его отца зашиты тончайшей шёлковой нитью. И то ли это венецианские стёкла создавали подобную видимость своим мерцанием, то ли Кузьма Петрович и в самом деле поминутно подёргивал веками, силясь их разъединить.
– Ничего, – забормотал Митрофан Кузьмич, – ничего, батюшка, сейчас я вам помогу!..
И он склонился над своим брошенным на пол сюртуком, в кармане которого всегда носил маленький складной ножик.
Митрофан Кузьмич извлёк нож, распрямился и выщелкнул лезвие. А потом левой рукой непочтительно ухватил отца за бороду, в которой почти не просматривалось седины, и принялся за дело.
Нитка оказалась прочной – распарывалась медленно, по одному стёжку. Но наконец он разрезал её целиком Сухо прищёлкнув, глаз покойника раскрылся – и купец первой гильдии издал вопль ужаса:
– Господи Иисусе, спаси и помилуй нас!
Митрофан Кузьмич уже начал поднимать правую руку со сложенными в щепоть пальцами – перекреститься. Но не донёс её до лба: всё его тело будто морозом сковало. Разумный Митрофан Алтынов, всё ещё живший где-то в глубине, снова подал голос: «Спрячь его тело обратно! – завопил он в голове купца. – Негоже мёртвым выставлять себя живым напоказ!»
А его мёртвый отец – с одним открывшимся глазом – тем временем перекатился на бок, тяжело, неловко. И стал перебрасывать себя через край гроба.
Иван Алтынов глядел на калитку и пытался понять: сумеет ли он перегородить её собою и создать в ней непроходимый затор, когда мертвяки ринутся на него? Криков Зины он уже почти не слышал. И, стыдясь самого себя, Иванушка подумал: если бы он не поглядел тогда на колокольню – не увидел Зину! – то и не очутился бы здесь. И ему не пришлось бы сейчас умирать.