Крылья пепла - стр. 7
А еще он был Вейне – болтун, что для барда, в общем-то, не редкость. Вот только скор он был не только на слова и ловок не только струны перебирать. Последний, кто в корчме Фредека потянулся к его кейтаре, даже сообразить не успел, как два кинжала пригвоздили руку к скамье, на которой инструмент лежал. Потом твердые, совсем не бардовские пальцы тычком впечатали голову в стол, а к кадыку прижалось острое, как бритва, лезвие. К слову, меч у Эйта тоже был не один, только второй никогда не покидал ножен. Во всяком случае, этого не видел никто из тех, кто Вейне хоть как-то знал. И мечи свои он за собой таскал, как иное дитя игрушку-соньку. Однажды из парильни на ор во дворе в одном венике выскочил, а оружие при нем, прямо на мокрой спине.
Метательные кинжалы, изогнутые, литые, прятались у Эйта в наборном поясе, чернеными узорчатыми рукоятками наружу. И так хитро, что не понятно было, где украшение с гравировкой, а где кинжал. Пояс старый, эльфийской работы, еще тех, старших эльфов, про которых только сказки остались и немного такого, как этот пояс. Многие думали, что и меч, что Эйт ото всех прячет, такой же древний.
Хафтиз не раз просил Вейне сменить пояс и ножны, хоть тот и носил мечи рукоятями вверх, по-людски, а не вниз, как эльфы раньше носили. И одежду выбирать попроще. И смотреть иначе.
– Не выпячивай, что ты эльф, людей это бесит, и с ними становится на порядок сложнее договариваться. А ты как нарочно.
– Даже если я в смоле перемажусь по уши, все равно, при всем желании, не смогу впятить то, что я эльф. Эти самые уши в первую очередь и выдадут.
– Но зенки наглые мог бы и не таращить.
– Не хочу. Они меня не ради моих зенок нанимают, а чтоб их собственные на месте остались.
– Ну, не скажиии, – протянул Хафтиз и похабно и со вкусом рассмеялся.
Часто случалось, что заключив заказ на сопровождение обоза от купца, Хафтиз чуть позже получал еще один, персональный, для Вейне, от купцовой жены, сестры, дочери… Вейне иногда снисходил, редко, но бывало. И как он их выбирал – одному Единому известно, потому как Хафтиз системы не улавливал. Эйт смотрел, а потом либо кивал, либо уходил. Чаще все же уходил. А потом пару дней молчал или обзывал сводней и мамашей.
Сегодня приятеля прижало особенно сильно. Глаза стали холодными, стылыми, будто само это место из него душу тянуло, и Хафтиз не понимал, почему Эйт постоянно возвращается сюда. День зверем ходит, полночи пьет, спит пару часов, а на рассвете тащится за городскую стену, лезет на торчащий прыщом холм и сидит там на холодных камнях, пока в уши ветром не надует до синевы. Хафтиз за ним пару раз увязывался, но прелести сидения на ветру так и не понял. Оба раза едва дождался, пока вернулись.