Красный закат в конце июня - стр. 16
В дымник брызжет дождём, несёт холодом из-под полога у входа.
Шевелится, кряхтит младенец в углу. Живая душа. Вот не было её – и вдруг появилась…
Глубокий вздох слышится в землянке.
Кто-то шепчет: «Спаси, сохрани».
И сами собой после этого сожмуриваются глаза.
Приходят покой и сон…
Не гусиным пером по пергаменту будут записаны их жизни, но, переведённые в образы духовные, через столетия будут считаны с небес медиумом.
Ставшие частицей биосферы, уловятся тончайшим зондом учёного. Сохранившиеся в корке земли в виде лептонных излучений, тронут обнажённый нерв художника…
На следующий день принялся Синец за баню. Такую же землянку срубил, только поменьше, на корточках едва повернуться, иначе зимой дров не напасёшься.
Корыто выковырял топором из осиновой колоды. Туда в воду раскалённые камни – и вечером уже всей семьёй парились. Пот, грязь с тела счищали щепкой.
В бане можно было теперь младенца обмывать круглые сутки. Простуду, кашель лечить. Придёт стужа – в баньку и козу застанут на ночь.
В оставшиеся тёплые дни Фимка берёт с собой в ближний лес ребёнка в плетёной корзине.
Косит для рогатой скотинки по опушкам, по берегам. Траву развешивает на жерди. Охапками складывает в кучи. Стогует деревянными рогатинами.
Синец валит на пашне обгорелые деревья, выжигает пни до корневищ. Прокоптился, бороду подпалил. Даже после бани от него пахнет жжёным волосом.
Половину урожая успели обмолотить засухо.
Потом ждали, пока после осенних ливней глина на току застынет. И снова взялись за цепы, а вернее, за гибкие концы длинных прутьев.
Комли исколачивали до мочалы.
Много дней подряд мог теперь позволить себе Синец не ходить на охоту. Хлеб не переводился. Мукой забалтывали грибное варево. Или кашу варили.
Парили бруснику.
Урожай освобождал!
Синец с рассвета до потёмок обустраивал, совершенствовал владения. Что ни день, то на ряд прирастал сруб избы на возвышении. (До весеннего половодья надо было успеть переселиться с береговой низины. Иначе смоет.)
Соль выпаривалась на болоте.
Лапти плелись. И костяной иглой шилась душегрейка из шкур забитых на палеве зайцев.
(А прежде эти шкуры для размягчения поливались мочой и коптились над костром для мягкости.)
Вокруг жилища колготиться одно удовольствие, но по первому снегу всё-таки грех не сходить за свежениной.
Петли сплёл Синец из заячьх жил. Вдел эти жгутики в трубчатые утиные косточки. Чтобы зверёк не перегрыз.
Заострил десяток колышков.
В лесу путь отмечал зарубками на деревьях. Вокруг установленной петли-силка окуривал головней с пожарища – тыкал в снег, чтобы отбить человеческий запах.