Красный закат в конце июня - стр. 14

Теперь всё, что было в её утробе, – ребёнка и плаценту, она оставила у воды.

Вернулась с серпом и обрезала пуповину, предварительно перевязав её ниткой из подола.

В доме обмыла ребёнка.

Дала грудь.

Уложила на труху из гнилого пенька березы[23].

Фимка укрыла ребёнка оленьей шкурой.

А тут надо сказать, что оленьи ворсинки трубчатые, всасывают пот, влагу. Кончики отгнивают и сами собой отпадают. Только просушивай да выбивай хорошенько шкуру дня через два-три… Такие многоразовые памперсы…

Младенец уснул в самом тёплом месте землянки, где обычно у Фимки выхаживалось тесто.

Деревянным заступом она выкопала на берегу ямку. Остывшую плаценту захоронила там под кустом шиповника.

Из жилища – рёв. Ребенок зовёт.

На ток, убитый цепами, зовут высушенные снопы. (Ночью набрякнут от росы, снова их надо будет в овин. Хоть горсть намолотить, а потом уж и к дитятку.)

Во время кормления из памяти поднимались ласковые слова, коим никто никогда Фимку специально не учил:

– От тебя, мой свет, моя капелька, я сама всякую беду отведу. Будет куполом тебе любовь моя, колыбелькою – моё терпение, молитвою – утешение. Дождалась тебя, мой свет, как земля зари, как трава росы, как цветы дождя…

У отца своё соскочило с языка при виде новорождённого. Затемно приплыл к жилью уставший Синец. Посмотрел, ухмыльнулся:

– Давай расти. Поматюгиваться научу.

Кажется, больше радовали отца щуки на кукане. В самом факте рождения ребёнка не виделось ему ничего особенного. Плоть отделилась от плоти как яйцо от утки, как зерно от колоса.

Выход ребёнка из чрева матери, как всякое движение на Земле – воды, воздуха, птиц, рыб и червей, как ток крови в жилах или поедание пищи, – не удивительны были для человека тех времён.

Мальки плавают в тёплых заводях, птенцы пищат в гнёздах, зверята в норах…

Зачатие – вхождение мяса в мясо. Роды – возвратный ход.

А первенец к тому же – лишь начало многочисленных будущих рождений, пробивание путей.

Сколько ещё появится их, таких горластых. Одна забота всё-таки донимала отца:

– Крестить надо! А до храма мерила старуха клюкой да махнула рукой.

– Без имени ребёнок – чертёнок, – согласилась Фимка.

– Ну, пускай хоть Ванькой пока побудет.

– Иванов как грибов поганых. Мне Никифор по сердцу.

– Хоть горшком назови.

И отец уснул на ворохе соломы по другую сторону глинобитной печи.