Королевская щука - стр. 25
Вечерняя служба окончилась, в церкви было тихо и пусто.
Единственная лампочка горела в притворе, придел тонул в тенях, от пустых подсвечников веяло унынием.
С неясным чувством Талли постояла, привыкая к полумраку, и прошла к центральному аналою.
Сбоку от алтаря под распятием темнели три фигуры, в одной угадывался священник.
– Теперь вы в ответе за это чадо. Как можно чаще приносите его к причастию. Если в душе нет Бога, там поселяется дьявол – третьего не дано, – услышала Талли, подойдя.
Двое его собеседников стали кланяться, батюшка благословил каждого, отпуская. Талли упорно не сводила глаз со спины, обтянутой сутаной.
Батюшка живо обернулся, их взгляды встретились.
– Вы ко мне?
Талли переступила с ноги на ногу. Если бы она сама знала!
Глубоко посаженные медовые глаза светились в полумраке, притягивали. Поддавшись этому притяжению, Талли проскулила:
– Можно с вами поговорить? – и тут же усомнилась: как об этом можно говорить под церковными сводами?
Ответом ей был одобряющий, внимательный взгляд.
Она не рассказывала – она брела по каменистому дну, наступала на скользкие и острые выступы, спотыкалась, сбивая ноги, останавливалась, нащупывала плоские камни и брела дальше.
Сглаженная и причесанная, история все равно шокировала бы кого угодно.
Не перебивая, батюшка слушал и кивал. Глаза сострадали, и этого Талли было достаточно. Выговорившись, посмотрела в бородатое, худое, аскетическое лицо с сетью морщин, заимствованных, кажется, с икон.
– Я не знаю, что делать.
– Бороться, сестра. Нельзя отступать, раз уж ты выбрала борьбу. Я буду молиться за тебя, потому что больше ничего сделать не могу – меня не пускают в интернат. Как сказал патриарх Кирилл, «Горько слышать ответ: детей попам не отдадим». Понимаешь? – спросил он, прочитав в глазах Талли сомнение.
– Разве может быть хуже?
Медовые глаза потемнели:
– Еще как может.
Разговор, который ни к чему не вел, был окончен, сбитая с толку, разочарованная, Талли побрела в гостиницу.
Ноги оступались на неровной тропе, протоптанной в снегу, мысли унеслись в какие-то дали. Вспомнился «Закон Магницкого» и «симметричный» ответ на него – «Закон Ирода».
Что это, спросила себя Талли. Лицемерие или психическая неадекватность? Дорого бы она дала, чтобы протестировать авторов законопроекта, скажем, на фрустрационные реакции Розенцвейга. Что результат окажется бомбой, можно гарантировать.
Внезапно, будто подсказанная кем-то со стороны, возникла идея найти биологическую мать Эдика и ткнуть носом в зловонную яму, которую она вырыла собственному сыну. Заставить пережить все, что пережил он. И от этого простого решения Талли почувствовала давно не испытанное облегчение, как раненый боец, которому, наконец, ввели промедол.