Конец всех песен - стр. 34
Он поднялся с кресла и, пренебрегая условностями и обычаями, соблюдения которых она всегда требовала от него, создал отверстие в потолке, через которое смог попасть в свою собственную комнату, излучающую прохладную негу белого, золотого и серебряного. Джерек восстановил пол и с помощью рубинового кольца избавил свое тело от толстого слоя палеозойской грязи. Облачившись в струящуюся мантию из белого паучьего меха, Джерек почувствовал необыкновенную легкость на душе – былое всемогущество (а значит, и былая неискушенность) вернулись в нему.
Он расслабился и весело рассмеялся. Познав цену всем милостям первобытных стихий, побывав в плену беспомощности и окунувшись в пучину безысходности, Джерек тем более остро почувствовал радость возвращения в свой мир, всю прелесть подлинной непринужденности. Он был полон сил и энергии, чтобы подарить благодарной публике новые невиданные развлечения. Он истосковался по шумной компании своих старых друзей, которым мог поведать о своих приключениях. Интересно, вернулась ли на Край Времени его мать, величественная Железная Орхидея? Помог ли опыт избавиться от пошлости Герцогу Квинскому? В Джереке вдруг проснулся живой интерес.
Его воздушная мантия покрылась белой зыбью волн, когда он, выйдя из комнаты, начал спускаться по извилистой лестнице, загроможденной маленькими китайскими статуэтками, китайскими вазами, китайскими цветами, китайскими безделушками. Его изумрудное Кольцо Власти воскресило изысканный букет ароматов девонских папоротников, улиц девятнадцатого столетия, океанов и лугов. С каждым шагом его походка становилась легче и невесомей.
– Все вещи яркие и красивые, – напевал он, – все создания, большие и малые…
Поворот янтарного кольца – и заструилась мелодия невидимого оркестра; аметиста – ив пышном переливе царственного оперения свита чопорных павлинов несла в клювах шлейф его мантии. Он прошел мимо вышитого изречения, которое все еще не мог прочитать, но она объяснила ему смысл (если смысл вообще был!): «Что значат эти тра-ля-ля-камушки?» – промурлыкал он.
Его мантия из меха паутинки касалась узорчатых выступов по обеим сторонам лестницы. Не чувствуя никакой вины, он чуть-чуть расширил ступеньки, чтобы проходить более свободно.
Столовая, темная, с тяжелыми шторами и коричневой мрачной мебелью, омрачила его настроение лишь на миг. Он помнил, как она однажды заказала частично обожженную плоть животного и какие-то пресные овощи, но решил пренебречь этим. Раз она больше не диктовала своих пожеланий, он предложит ей снова что-нибудь по своему собственному выбору.