Конец всех песен - стр. 32
– Ха! – она первая покинула экипаж. – Вы отказываетесь обвинить меня, мистер Карнелиан? Не хотите играть в эту старую игру?
– Я не знал, что это была игра, Амелия. Вы расстроены? Ваши плечи выдают это. Простите.
Она обернулась к нему, и ее лицо смягчилось. Недоверие в глазах быстро исчезало.
– Это что, проверка на женственность? Я обвиняюсь в?…
– Все это бессмысленно.
– Почему? Здесь на Краю Времени есть какая-то степень свободы, смешанной со всеми вашими жестокостями.
– Жестокостями?
– Вы держите рабов. Походя уничтожаете все, что наскучило вам. Разве у вас нет сочувствия к этим путешественникам во времени, вашим пленникам? Я тоже была в плену – и сидела в ваших питомниках. Меня выменяли на Юшариспа. Даже в моем девятнадцатом веке подобное варварство изжило себя!
Он принимал ее упреки, склонив голову.
– Значит вы должны научить меня, как будет лучше, – сказал он. – Это и есть «мораль»?
Она вдруг была ошеломлена степенью своей ответственности. Что она несет Парадизу – спасение или комплекс вины? Она колебалась.
– Мы обсудим это со временем, – она закрыла тему.
Парочка забавных попугаев приветственно высвистывала какую-то мелодию, пока наши путники спускались к ранчо по извилистой мощеной тропинке между заборчиками из кустарника. Готическая красно-кирпичная копия ее бромлейского дома возвышалась в ожидании хозяев.
– Дом такой, каким вы оставили его, – гордо сообщил Джерек. – Но в другом месте я построил для вас «Лондон», чтобы вы не тосковали по дому. Вам еще не разонравилось ранчо?
– Оно такое, каким я помню его.
По ее тону он понял, что она разочарована.
– Вы, наверное, сравниваете его сейчас с оригиналом? Оно вполне похоже на оригинал.
– Но остается жалкой копией, да? Покажите мне…
Она подошла к крыльцу, скользнула рукой по крашеным доскам, чуть коснулась лепестков цветущей розы (из которых ни одна не завяла с тех пор, как она исчезла).
– Боже, как давно это было! – прошептала она. – Тогда у меня была потребность в чем-то знакомом. Я не могла без этого обойтись, как без воздуха.
– А сейчас можете?
– О, да. Я – человек. Я – женщина. Хотя, конечно, есть более важные вещи. В те дни я чувствовала, что я в аду – отверженная и презренная – в компании безумца. У меня не было выхода.
Джерек открыл дверь с мозаичными панелями. В сумерках холла темнели горшки с цветами, картины и персидские ковры.
– Если есть дополнения… – начал он.
– Дополнения! – она немного оживилась, осматривая холл недовольным взглядом. – Не нужно, я думаю.
– Слишком загромождено? Не хватает света? – закрыв дверь, Джерек занялся освещением.