Комдив - стр. 2
(Из Декрета Совета народных комиссаров РСФСР от 21 февраля 1918 года «Социалистическое Отечество в опасности!»
– …р-р-а!! – вопили бегущие по заснеженному полю цепи в обмотках на ногах, длиннополых замызганных шинелях и с примкнутыми к винтовкам трехгранными штыками. Тут и там в воздухе рвалась шрапнель, навстречу длинными очередями били «максимы», падали убитые и раненые.
Впереди одной цепи, призывно махая зажатым в руке наганом на длинном ремешке, месил сапогами снег молодой ротный. Командовал ротой он третий месяц, до этого был помощником.
Над головами в очередной раз лопнул снаряд, бежавший впереди стал валиться набок, ротный выхватил у него винтовку. Сунув револьвер за обшлаг шинели, поудобнее перехватил винтовку, в последнем усилии вскочил на бруствер.
– Бей пшеков! – сиганул вниз и, отбив удар, всадил штык в грудь жовнежу[2] в конфедератке. Вырвав штык, размозжил прикладом голову второму, замечая краем глаза, как его бойцы с ревом прыгают в траншею. Завязалась рукопашная, кровавая и беспощадная. Слышался русский мат, хряск саперных лопаток и одиночные выстрелы. Кто-то тонко завизжал: «Матка боска!»[3]
Траншеи были захвачены по всей линии обороны, вслед бежавшим к городу полякам зачастили выстрелы.
– Оставить! – приказал своим ротный, выщелкнув затвором в грязь дымную гильзу, когда последний из них растворился в белом мареве.
Красноармейцы прекратили стрельбу. Одни, утирая лица рукавами и шапками (у кого остались), привалились спинами к брустверу, другие, опустившись на корточки, задымили махоркой.
– Да, Петро, много они наших положили, – глубоко затянулся один, устроившийся на убитом офицере с серебряным галуном на вороте шинели.
– Мы их не мене, – лаконично ответил второй, окинув взглядом траншею. Покосился на хорунжего: – А сапоги у него важные. – Надо снять, – пошевелил вылезшим из драного ботинка пальцем.
Ротный между тем занялся делом: вызвал двух взводных (третьего убило), выслушал их доклад о потерях, приказал развернуть в сторону города захваченный пулемет, выбросить за бруствер трупы поляков и отрядить пятерых для поиска раненых с последующей доставкой в лазарет.
– Ты, Рубан, остаешься за меня, – ткнул в грудь пальцем старшему, в кудлатой папахе, – я к начальству.
Фамилия ротного была Ковалев, имя – Александр, от роду он был двадцати годов, сын белорусского крестьянина. Родился в уездном городке Чериков Могилевской губернии, куда семья в поисках лучшей жизни переселилась из деревни. Отец трудился грузчиком и кочегаром на винокуренном заводе, мать занималась по хозяйству, у Александра имелись братья – Левка и Михась, а еще две сестрички. Левка вернулся с империалистической, Михась был пятью годами младше, двойняшки еще пигалицы.