Когда ты станешь моей - стр. 25
- Ну вот чего ты ни себе, ни ему жизни не даешь? Шура умерла, и ты не хуже меня знаешь, как Юра переживал. Он полгода толком ни ел, ни спал. Эта Лена хоть на человека его похожим сделала. А ты все нос воротишь! И отца похоронить хочешь?
- Что ты такое говоришь? – вытираю слезинку, упорно отворачиваясь от бабушки.
- Так вот тогда слушай и не реви. Удумала она тут сырость разводить, - бабушка положила ладонь на мое плечо, - поговори с отцом, вы же родные люди. И перестань ее ненавидеть, она не виновата в том, что случилось.
- Поговорю, - киваю, - поговорю.
- Вот и хорошо. Боря зайдет сегодня?
- Не знаю, - сглатываю слезы, растирая их по лицу, - у него похмелье.
- Лучшее лекарство - бабушкин рассол.
- Лучшее. Так что там во дворе произошло? – интересуюсь как бы невзначай.
- Не знаю я. Темно было, и фонарь у нас один рабочий, у пятого дома. Но Петровна слышала, как машина приезжала и как девчонка орала. Били, говорит, кого-то! Хотя, зная Петровну, приснилось ей, что ли?!
- Понятно, - поджимаю пальчики на ногах, - слушай, я забыла, мне сегодня в институт нужно, на кафедру, просили помочь, скоро первое сентября.
- Иди уже, бездельница.
- Я вернусь и все сделаю.
- Шуруй давай, - бабушка махнула рукой, мол, отвяжись, продолжая заниматься своими делами.
Выскользнув из кухни, я первым делом засела в комнате у телефона, крутанув диск, набрала номер Дорониных. После пары гудков трубку взяла теть Аня.
- Здравствуйте, это Марина, а Сашка дома?
- Марина, здравствуй! Нет, он еще с утра убежал.
- Понятно, извините.
Отставляю телефон, складывая руки на груди. И куда он собрался? Волнение возвращается мгновенно, если он решил что-то выяснять, то дело может принять более серьезный оборот. Поразмыслив, беру с полки расческу и, быстренько зачесав волосы в хвост, надеваю джинсовый сарафан. Прихватив из шкафа ветровку, выхожу на улицу. Когда прохожу мимо того самого места, меня начинает колотить, ускоряю шаг.
Через час я, постоянно оглядываясь и вздрагивая, иду по проселочной дороге к даче Яковлева. Хорошо, что автобус сюда ходит часто, а все эти гуляющие еще должны быть там. Облизываю пересохшие губы, открывая деревянную калитку, поросшую вьюном. Вокруг тишина и ни единой души. В беседке бардак, окидываю взглядом дом из сруба, крыльцо которого выкрашено голубой краской. Перешагнув через две ступеньки, дергаю на себя дверь, почти влетая в Лукьянова. Маратик стоит передо мной с расстегнутой на джинсах ширинкой, голым торсом и разлохмаченными волосами, выглядит все это совсем не привлекательно.
- О, Баженова, - морщится, делая глоток воды из металлической кружки, - ты здесь как?