Когда цветет папоротник - стр. 8

– Ах, боже мой, папа, вы только все усложняете.

– Может и так... – Спорить о чувствах он не решался, не считал себя в этом сведущим. Брак их с почившей миссис Уилкокс не был счастливым, они просто терпели друг друга. Слишком несхожие, чтобы ужиться, поняли это достаточно поздно; мистеру Армстронгу даже казалось, Клара скончалась от острой тоски и гнетущего в нем разочарования.

Он бы желал, чтобы дочь избежала подобной судьбы... Чтобы сумела найти настоящее счастье.

Мистер Уилкокс совсем не казался его воплощением.

Может, и к лучшему: пусть уезжает, время покажет наличие истинных чувств.

– Ты сможешь писать ему, это невесте не возбраняется.

Эвелин фыркнула и насупилась.

– Целых двенадцать месяцев разлуки, – сказала она. – Это слишком тяжелое испытание.

– Уверен, ты с легкостью придумаешь, чем занять себя в это время, – сказал мистер Армстронг и сразу признался: – Я, знаешь ли, и сам собираюсь уехать... Не так далеко и надолго, как мистер Уилкокс, – поспешил он уверить в очередной раз удивленную дочь. – Но месяц, а может, и дольше намерен отсутствовать.

– Куда же вы отправляетесь, отец? Мне казалось, путешествия не для вас.

– Ну, подчас нужно немного проветриться, милая Эви. – Мистер Амстронг казался смущенным вопросом и явно был рад увести разговор на другое. – Уверен, мисс Квинсли окажется лучшей заменой дряхлому старику, вроде меня: вы сможете дни напролет обсуждать дамские шляпки и папоротники во флорариуме миссис Дейдвуд.

– И все же, куда вы едете? – не отступилась от своего Эви. – Мне будет спокойнее знать, что вы задумали.

Мистер Армстронг ответил:

– Позволь мне побыть немного загадочным, Эви. Уверен, когда я вернусь, ты будешь довольна, как никогда!

Он стиснул ее ладонь и загадочно улыбнулся. Похож был при этом на юного сорванца, учудившего добрую шутку!

Но Эвелин стало тоскливо: не только Энтони, даже отец уезжает. А ей что, сидеть и беседовать о шляпках?

Она ушла в комнату в крайнем расстройстве, пыталась читать «Историю британских папоротников», подаренную ей накануне, да дело шло вяло: Эдвард Ньюман выражался высокопарно и скучно, хитросплетение слов казалось ей мрачными джунглями, сквозь которые она продиралась с явным усилием.

Нарастающим раздражением.

И, не выдержав, запустила томиком прямо в стену.

Сразу же устыдилась содеянного, да так и уснула, баюкая бедную книжицу, словно младенца.

Проснулась, как ей показалось, глубокой ночью: к ужину ее не позвали, должно быть, отец попросил не тревожить ее, дать пережить острое чувство обиды.

На Энтони.

Целый мир, если подумать.