Книга странствий - стр. 36
– Андрэ, где ты? – громко раздалось почти рядом, и, топая разбитыми башмаками, подошел Эрмон.
– Тсс, – зашептал Андрэ, но было поздно – жаворонок вспорхнул и исчез.
– Жаль, вспугнул. Как сладко пела эта птаха!
В ответ Эрмон скривился, явно предпочитая птиц лишь в жареном виде. Они вернулись на дорогу и, смешавшись с другими паломниками, не спеша пошли дальше.
Странное и печальное зрелище представляли собой дороги Европы весной 1096 года. Рыцари, феодалы, сеньоры еще только готовились к походу, а беднота торопливо и необдуманно, одержимая жаждой спасения и возможностью в одночасье получить отпущение грехов, страхом голода и страстью к бродяжничеству, уже брела по Европе на защиту Святой Земли, словно спеша обогнать рыцарство.
Тысячи людей с нашитыми на одежде или наколотыми на лице крестами, вооруженные чем попало, медленно двигались на восток. Воры, разбойники, сбежавшие преступники вылезли из притонов и шли искупать свои преступления в бою с врагами Иисуса Христа. Крестьяне и пешие воины, люди преклонного возраста и калеки, женщины и дети – как они рассчитывали нападать на врага, как надеялись отразить нападение?
Изголодавшиеся горемыки, двинувшиеся искать лучшей доли, они брели от одного города к другому, ночуя в лесу или поле, множеством ног разбивая в пыль дорогу, полностью вытаптывая придорожную траву.
Дряхлая кляча, которую и лошадью-то назвать было трудно, понуро и грустно тащила небольшую двухколесную телегу. Когда-то, лет этак двадцать назад, животное было благородной вороной масти. Но эти времена давно прошли. Лошадь поседела. На раздутых, тяжело вздымавшихся боках можно было пересчитать ребра. Губы поросли жесткой щетиной. Желтые зубы шатались, когда лошадь пыталась перетирать ими корм. Тележка, которую она везла, выглядела не лучше. Деревянные колеса нещадно скрипели, громко требуя масла. Каждая рытвина на дороге безжалостно подбрасывала ветхий возок, и казалось, что уж следующий подскок будет последним, и возок, не выдержав, просто распадется на составляющие его части.
Но скрипя и шатаясь, телега, тем не менее, продвигалась вперед и даже везла человека. Прислонившись спиной к бортику, на охапке соломы сидела закутанная в серый плащ женщина. Черные волосы, свисая прядями, закрывали ее лицо. Но вот женщина отбросила волосы назад и оказалась юной, не старше пятнадцати лет, девушкой. Кожа ее слегка удлиненного лица была гладкой и золотисто-смуглой, карие глаза – большими, пунцовые губы изгибались в улыбке, а зубы сверкали белизной. Девушка была худа, но худа той здоровой, молодой худобой, что приятна для глаз.