Книга странствий - стр. 35
Костер из саксаула горел долго и жарко. В безветрии дым поднимался в небо серым столбом. На фоне все темнеющего неба плыл месяц. Пленники лежали на земле в стороне от костра и страдали от запаха вареного риса и выпеченных в золе лепешек. Их почти не кормили. Мысли о еде все сильней овладевали измученным сознанием.
– Он похож на ломтик дыни, – сказал Малик.
Джамиль нехотя повернул голову.
– От голода что только не привидится, – произнес он, но все же посмотрел в небо. Молодой месяц действительно был похож на сочный ломтик сладкой бухарской дыни – так бы и впился в него крепкими зубами.
– Знаешь, луна так далеко от нас, что ее видно и в других местах, – продолжил Малик. – Возможно, сейчас кто-то возле наших юрт сидит и смотрит на нее. И тогда взгляды могут встретиться на ее белой поверхности и прикоснуться друг к другу.
Джамиль недоверчиво посмотрел на Малика и, ничего не сказав, вновь вернулся к созерцанию луны. Его рука потянулась коснуться кусочка бирюзы. Под заскорузлыми лохмотьями, в которые превратилась его одежда, амулета не было. Джамиль сел и еще раз быстро себя ощупал. Никаких сомнений – амулета нет. Исчез ли он в грязи солончака или соскользнул с разорвавшегося шнурка и остался лежать голубым пятнышком в бескрайнем море песка – кто знает? Но он потерян.
Непривычная грусть холодной, скользкой змеей вползла в сердце Джамиля. Придавленный тоской, Джамиль вновь лег на спину, продолжая смотреть на голубовато-серебряный месяц. И вдруг странное ощущение овладело им. Он словно почувствовал чужой взгляд, который, отразившись от месяца, проник в душу. Но это не был взгляд Гюллер или кого-то из родных, хотя он думал именно о них.
– Я не знаю, кто ты, но, уверен, ты – друг.
Джамиль закрыл глаза и впервые со дня плена погрузился в спокойный сон. Малик еще несколько времени продолжал смотреть в небо, затем, взглянув на Джамиля и увидев, что тот спит, хмыкнул, как бы говоря: «Ну, конечно».
Глава шестая,
в которой благочестивые пилигримы доверили свою судьбу дорогам
И тот, кто возымеет в душе намерение двинуться в это святое паломничество и даст о том обет Богу, и принесет Ему себя в живую, святую и весьма угодную жертву, пусть носит изображение креста Господня на челе или на груди. Тот же, кто пожелает, дав обет, вернуться (снять обет), пусть поместит это изображение на спине промеж лопаток…
Клермонский призыв(из хроники Роберта Реймского, «Иерусалимская история»)
– Юли-юли-юли, – чисто, звонко, даже, казалось, восторженно выводил трели лесной жаворонок с милым названием «юла». Сойдя с дороги, Андрэ шагнул к опушке, заросшей невысоким кустарником, и остановился, слушая. Маленькая, размером с воробья, бурая птичка опасливо покосилась на подошедшего. Но так как Андрэ замер, стараясь даже поменьше моргать, юла успокоилась, повертела головой с пушистым хохолком и вновь зазвенела.