Клуб анонимных мстителей - стр. 28

– Я поступил в консерваторию – сам, без «мохнатой лапы», как принято сейчас говорить. Мой новый знакомый, этот известный композитор, преподавал там же, но старательно делал вид, что в глаза меня никогда не видел. Я ничего не заподозрил – решил, что он не хочет афишировать наше знакомство, чтобы не обвинили в кумовстве. Окунулся в учебу, буквально дневал и ночевал у инструмента! И однажды, в один ничем не примечательный день, когда мы с соседями по общежитию перехватывали что-то на кухне, мой сокурсник включил радио. И знаете, что я услышал? Одну из своих мелодий! Немного измененную, аранжированную, соединенную с веселеньким текстом и женским вокалом – но все-таки свою музыку! Представляете, что я почувствовал?

– Еще как! – громко охнула Жизель, всплеснув руками. – И что же вы? Надеюсь, не стали молчать и отсиживаться в уголке, пошли качать права?

– По части качания прав я, конечно, тот еще мастер… – потерянно улыбнулся дирижер. – Но вы правы: я, разумеется, не мог этого так оставить. Отправился к «покровителю» домой, но домработница – мы в ту пору голодали, а у него была домработница! – меня и на порог не пустила. Дежурил у его подъезда, бегал за ним по всей консерватории. От переживаний лишился сна, с ума сходил, сначала скандалил, потом впал в уныние, думал, может, случайно так вышло… Разве знаменитый человек, обласканный властью и любовью публики, мог опуститься до банального воровства? Придумывал ему оправдания – почему-то мне так было легче…

– А это тоже сродни стокгольмскому синдрому, – вклинилась в паузу моя неугомонная подруга, бросив многозначительный взгляд в сторону Гения, мол, «Мы-то с вами знаем!». – Унижение оказалось непосильной ношей, и вы, сами того не понимая, прибегли к механизму психологической защиты. Стали подсознательно идентифицировать себя с агрессором, искать извинения его поступку. Что скажет наш психолог? Я права?

– Безусловно, – с полуулыбкой кивнул Гений, и подруга просияла, словно прилежная первоклассница в ответ на похвалу учителя. – Если так и дальше пойдет, я буду называть вас Анной Фрейд.

Анька захихикала, гордясь тем, что единственная из присутствующих – не считая Милы – до конца поняла его шутку. Подруга наклонилась ко мне, чтобы объяснить смысл, но Гений с ироничной укоризной приложил палец к своим губам, предлагая сосредоточиться на рассказе. Все это время дирижер, казалось, витал где-то в своем мире, но наконец очнулся и продолжил:

– Он удостоил меня вниманием лишь раз. Посмотрел сверху вниз, как на пигмея, – до сих пор не понимаю, как этому шмакодявке удалось нечто подобное, при моем-то росте! – и спокойно разъяснил, что знать меня не знает, моей музыки никогда не слышал, а если его песня и похожа на мою мелодию, то еще неизвестно, кто у кого заимствовал. Вот как – «заимствовал»! А напоследок посоветовал угомониться, иначе пулей вылечу из консерватории. Вздумаю добиваться справедливости – что ж, мое право. Только кому поверят скорее – прославленному композитору или прыщавому юнцу? Рудольфу! Да еще и Карловичу! Пожившему, кстати, в годы войны на оккупированной территории. Пусть и совсем маленьким, но факт, виноват! Встаньте на мое место – ну как быть? Он – о-го-го, а я – ноль без палочки, пустое место, никто… Как-то мой внук это по-современному называет…