Кавказские каникулы - стр. 21
Почти в обмороке, прижимая платок к носу, она добирается до буфета и просит воды. Кровь вскоре остановилась, но нос распух, распухли и глаза. А на прилавке у буфетчика полно закусок, в середине стоит самовар размером с пароходный котел. За самоваром на стене висит портрет царя.
Издалека послышалась военная музыка и ритмичный солдатский шаг. Вскоре здание вокзала наводнили солдаты, нагруженные тюками, котелками и флягами. Солдаты набиваются в поезда, забираются на крыши вагонов, а те, кто не поместился, гроздьями свисают снаружи. Народу столько, что одна батарея, прибыв на вокзал в обед, смогла загрузиться в поезд только в два часа ночи. Похоже, Россия объявила войну.
Ту ночь Анна провела в обществе буфетчика, с пирожками с мясом и неизмеримым количеством чая. В буфете был и уложенный на блюдо молочный поросенок с морковкой во рту. К утру Анна уже знала, как будут по-русски «чай» и «пирожки». Узнала она и слова «ну» и «ничего»[94], хотя и не понимала, что они означают. Когда наступило утро и буфетчик сдал смену, Анна задумалась о том, что ей нужно принять какое-то решение. Попытаться снова сесть на поезд – исключено. На первом пути прямо сейчас грузится тяжелая артиллерия, на втором стоит санитарный поезд, а на третьем загружаются снаряды. Да и ее опухший нос походит на баклажан, а челюсть от зевоты готова отвалиться.
«Помяни меня, Господи», – произносит Анна, крестясь: она вспомнила, что она – путешественница, что она приехала в Россию полюбоваться красотами Кавказа и посетить город под названием Ставрополь. Теперь же… и чего ради ей понадобилось во что бы то ни стало проехать 2000 километров, рисковать жизнью среди такой неразберихи, чтобы скорее увидеть этот Ставрополь? Одному Богу известно.
Ставрополь в эти годы был одним из множества захудалых провинциальных городков России. Широкие улицы, просторные одноэтажные (изредка двухэтажные) особняки с флигелями и огромными дворами. Были в городе гимназии, суды и многочисленные присяжные поверенные.
Не было в Ставрополе ни кофеен, ни ресторанов, ни увеселительных заведений, разве что две грузинские шашлычные, куда время от времени тайком от своих жен наведывались гуляки. Было, на самом деле, еще и два кинематографа – «Синема» и «Биоскоп», а также маленький театрик, он открывался лишь тогда, когда в город приезжала какая-нибудь разорившаяся труппа.
На улицах было тихо – ни трамваев, ни автомобилей, ни большого скопления людей. Средством передвижения были экипажи, а зимой – сани, к великой радости всех влюбленных: в санях были устроены кабинки наподобие нор. Забираешься в такую нору, устраиваешься на волчьей шкуре в обнимку с соседом – иначе не поместиться. А конская упряжь украшена бубенцами.