Камень, или Terra Pacifica - стр. 51
Итак, в городе Магдале, что недалеко от берега моря Галилейского, мира Палестинского, жила обыкновенная женщина. Допустимо сказать, что вообще половина людей этого места, женская половина, вся состояла из таких же подобных ей обитательниц, возможно, и отличающихся между собой, но лишь возрастом и другими несущественными приметами. Она была женщиной города, того, что уже давно и безнадёжно запущен. Там нет чистоты улиц, нет и чистоты нравов. Слишком наглядная беспризорность процветала. А ведь город стоял вблизи озера-моря, образованного Иорданом – рекой Святого Крещения. Здесь Иордан останавливал свои воды в ожидании дальнейшего пути. Накапливал, наверное, само это ожидание как нечто ему необходимое. Отсюда, из второго истока он снова устремлялся не в очень-то долгий путь, всего лишь для того чтобы затем обильно испаряться над Мёртвым морем. Но что ожидал Иордан, пребывая в плену моря Галилейского? И зачем он там накапливал таинственное ожидание? На что разменивал накопленное, испаряясь в небесах?
Мария (ту женщину, звали не иначе, а Марией) частенько сидела на берегу, поглядывала на поверхность вод. Озеро бывало то гладким, всё равно, что зеркальце, спрятанное в складках её одежды, по которой прохожие немедля угадывали основную её профессию; а то взбудораженным, напоминая окрестные горы, где густые заросли маквиса окутывали острые камни. Глядя на воду, Мария вряд ли держала в голове некие думы об Иордане. Впрочем, никто из иных особ, схожих с ней, имеющих и не имеющих профессии, тоже ничего такого не вынашивали в головах, лёгких от дум. Но воды запруженного Иордана проникновенно что-то шептали в её пока ещё запечатанные уши, поведывали ей о предопределении оказаться той неповторимой особой, которая подобно им, неподвижным водам, дожидается своего обетованного дела.
Но пока жизнь этой обычной женщины, обитающей в не слишком блистающем городе, запущенном до притупленной обиходности, впрочем, насыщенном и сетями тоже обычного врага человеческого, прозябала в наиболее освоенном женском поведении. Она в глубоком падении своём достигла хрупкого донышка того неприметного окружения. Её сосуд, сформованный из чистейшего золота, наполнился зловонием.
Теперь вы спросите, а с чего вдруг такой проход в золото, к тому же чистейшее, зачем такие неуместные, в полной мере затасканные слова, претендующие на ещё более несвоевременные, безынтересные метафоры? Но нет, здесь не претензия на изысканность слога. Просто, кроме золота, не столь много мы знаем веществ, олицетворяющих несколько понятных качеств. Нетленность, податливость, драгоценность, наконец, привлекательность. Вы ничего не подозреваете? Правильно. Всё перечисленное, пожалуй, и есть основные качества женщины. Кроме нетленности, к сожалению. Но кто из них не видит в тлении зловредного врага, и не пытается всеми силами избавиться от него? Вот почему здесь использован образ сосуда из чистейшего золота. Да, но при чём тут сосуд? Мало ли что позволит понаделать из себя этот металл. А для чего, по-вашему, существует нетленное, податливое, драгоценное, привлекательное вещество, если не для изготовления из него достойного хранилища чего-то другого, обладающего такими же качествами, но более высокого порядка и чрезвычайно хрупкого?