Как работает эмпатия. Чувствуй и побеждай - стр. 28

Красота помогает. Ходасевич, Бунин, Олеша, Набоков и многие другие писатели, как мне кажется, по-своему сочетали нарциссизм с другими разнообразными и «разноцветными» чертами, но эта «капля яда», этот паттерн компенсации уродства красотой у них общий. И зависть, и жгучий стыд, и эстетика вместо этики характерна для самой сути их гения. Как видим, в малых дозах яд может быть животворящим!

Компенсация нарциссизма происходит и в актерстве, игре. И здесь мы хотим сделать большое отступление о Станиславском – человеке, который создал собственную систему «выхода из себя» и «прихода к эмпатии» именно через полное вживание в другого и погружение в его незамечаемые, частные состояния – в противовес «надеванию личины» или примерке внешнего образа. Вместо фальши актерства, тенденции сделать красивый жест и на минутку застыть. Станиславский принимает аскезу поклона другому и умаления себя. Да, во имя демонстрации этого другого. Противоречие, но лишь кажущееся.

Сейчас нам, наверное, трудно будет понять, чем был театр для людей XIX и начала XX века. Театр был центром, местом, где многое происходило и многое решалось. На гастролях МХАТа в Петербурге тысячная толпа дожидалась ночью, при свете костров, открытия кассы. Билеты распределялись иногда даже путем лотереи. Триумфы актера и режиссера Станиславского могли бы удовлетворить самого славолюбивого человека, но Станиславский к триумфам относился подозрительно, осторожно – ему проще было бодро собраться после провала, чем придумать, как не упасть после успеха. Он продумывал свою систему тщательно и долго, постепенно переходя от теории к практике, преодолевая сопротивление актеров, особенно пожилых, которым было не очень понятно – зачем все эти абстрактные упражнения, если они столько лет на сцене и прекрасно знают, как работать с жестом. Между тем Станиславский хотел правды. Его не столь уж дальние предки были старообрядцами, для этих людей актерство – невозможно. Был ли тут конфликт на сознательном уровне? Вряд ли так прямо, но на возможность такого конфликта указывает само по себе стремление избавиться от лжи театра, лжи актерства, разорвать цепочку «театральный жест = фальшивый жест». Актер у Станиславского вживается в роль через мелкие движения и психофизику своего героя, немножко становится им – это путь сердца, а не эффекта. Идея в том, чтобы воплощенную эмпатию, этот магнетизм передавать уже во внешний образ. Ощущение образности, подлинности и страсти достигается за счет переживания внутренних состояний героев, а не за счет их внешней пластики. Изобретенная в начале XX века (время усовершенствований, утопий), система Станиславского стала интереснейшим синтезом интеллигентности и гедонизма, бескомпромиссности и массовости.