К чужому берегу - стр. 24
Взгляд его потемнел, глаза стали почти черными. Я знала, что это признак нешуточной угрозы. Однажды, когда глаза его были такими, он ударил меня, можно сказать, избил… Вот и сейчас, он аккуратно перехватил мои руки, сжал их стальными пальцами у запястий – не больно, но ощутимо, так, чтобы я поняла, насколько он сильнее.
–– У вас истерика, герцогиня.
–– У меня?!
Не отпуская моих рук, он выговорил тихим жестким голосом:
–– Как у моей жены, у вас есть сейчас только один путь: вернуться в Бретань и ждать там известий от меня. Вы знаете, что я все решу в интересах своей семьи. Я вам достаточно в этом клялся. Если же…
Мы смотрели друг на друга глаза в глаза, почти как враги. Не сводя с меня пристального взгляда, Александр внушительно продолжил:
–– Если вы будете искать какой-либо другой путь, вы положите конец нашему браку, госпожа дю Шатлэ. Это будет финал.
Помолчав, он веско, почти по слогам добавил:
–– Вы поняли, мадам? Фи-нал.
Я в ярости вырвала свои руки и отпрянула от него.
–– Черт бы вас побрал, Александр! Меньше всего, отправляясь в Париж, я ожидала услышать такие угрозы!
–– Это говорит только о том, что вы плохо знаете своего мужа.
Пока я приходила в себя, пытаясь осмыслить услышанное, и понять, что же именно его так взвинчивает (мое своеволие, собственное самолюбие, уязвленное политическими неприятностями, или мысль о том, что в Париже я так близка к Клавьеру, – тут любую версию можно было предполагать), Александр отошел к окну, встал, повернувшись ко мне спиной, словно не желал больше разговаривать. Под щеками у него ходили желваки, и это доказывало, что его спокойствие видимое и является только прикрытием для бушующей внутри бури.
Рассерженная, я растерла себе запястья. Синяков не будет, конечно, но я как-то отвыкла в последнее время от подобного физического воздействия. Он, надо сказать, и раньше его не чурался… Это одновременно и возмущало меня, и вызывало странное, животное какое-то уважение к нему как к мужчине. Этот человек умел укрощать женщин, подобной способности у него, конечно, не отнять. Не потому ли я так влюбилась в него когда-то и влюблена по сей день? Он всегда демонстрировал, что любые попытки им управлять обречены, что его мужская сила может подчинить женскую, и это заставляло смиряться. Да и втайне восхищаться его несгибаемостью.
То, что он сейчас мне продиктовал, по сути, означало, что я должна в самом скором времени, ни о чем не спрашивая и ничего не требуя, покинуть Париж. Уехать до этой второй пресловутой встречи роялистов с Бонапартом, о которой толковал Талейран… Но, как ни реальны были угрозы, высказанные Александром, я чувствовала, что во мне просыпаются упорство и желание спорить. Было уже ясно, что из попыток повлиять на герцога ничего не выйдет, но уйти вот так, вообще не поговорив, казалось мне невозможной глупостью.