Изъян в сказке - стр. 50
Но их разлучили слишком рано, и милорд Эскот уехал в свое имение, оскорблённый в лучших чувствах, преданный и едва не ставший невольным участником преступного сговора. Мэгг подозревала, что он рад тому, что все открылось у алтаря, до конца бракосочетания, и что его имя не запятнано позором. Она не злилась на него, только грустила, что больше никогда не увидит его ласкового взгляда и что больше никогда он не обратится к ней с почтением и восхищением. Если они и встретятся однажды, то он не заметит её – простую бродяжку.
А потом Мэгг стало не до размышлений – она наткнулась на старых знакомых, труппу одноухого Сэма. И, хотела того или нет, была немедленно вовлечена в шумную жизнь странствующих артистов. Ей предложили небольшую долю от выручки, если она будет играть танцорам, шить и помогать толстой мамаше Лиз с готовкой. Они направлялись в Стин, и Мэгг сразу согласилась на все условия. Было безопаснее и легче путешествовать в компании.
Только на второй день Мэгг решилась спросить про Рея. К её удивлению, Сэм протянул:
– Видал… под зиму. Сторожкий был, как шуганный пёс.
– Он не говорил, куда пойдёт?
– Не-е, – отозвался Сэм, а один из клоунов-близнецов вдруг воскликнул:
– Говорил! Ещё как говорил, только голова твоя, Сэм, дырявая, забыла всё.
– А вот и не говорил он ничего! – оскалился на него Сэм.
– А вот и говорил!
– Что говорил? – не выдержала Мэгг, и клоун тут же осёкся.
Сэм скривился и махнул рукой, тогда клоун сказал:
– В Эмир он метил, говорил, ежели горы перейдёт, так ничего ему не страшно будет.
Мэгг посмотрела на Сэма и догадалась почти сразу, почему он ей этого не сказал: думал позвать к себе в труппу насовсем. Если бы ей некуда было пойти, она бы согласилась. И Сэм понял, что она догадалась, потому что беззлобно отвесил клоуну подзатыльник и спросил:
– Ну, хоть до границы с нами останешься, всё выгода?
Ей выдали видавшую виды лютню. Струны Мэгг привычными быстрыми движениями подтянула и смазала, решив купить новые, как только представится возможность, и в тот же вечер уже аккомпанировала двум плясуньям, которые вместе с волосатым нелюдимым мужиком разыгрывали комедийный номер про богатого купца, который в постели оказался настоящим зверем. Купец не произнёс за всё время ни слова, но публика хохотала.
Пальцы Мэгг, совсем не такие проворные, как у Рея, всё-таки вполне справлялись с незатейливой, бравурной, разбитной мелодией, а деревенские зеваки добавляли ритма хлопками и топотом. Потом она играла для клоунов, затеявших жонглировать морковью, потом – для мамаши Лиз и Сэма, которые со всей возможной серьёзностью изображали принца Афрана и леди Майлу. Толстые, неповоротливые, нарочито грубые (хотя, как ни странно, сценка была хоть и шуточной, но скорее доброй), они вызывали у черни приступы громового хохота и лавину медных и серебряных монет, а Мэгг на них смотреть было грустно.