Измена. Мой муж и моя сестра - стр. 17
А теперь – вот.
Я сижу на полу, сжимаю эту гребаную пачку в пальцах, и чувствую, как внутри все рушится. Все. Окончательно.
Брак. Вера. Мечты. Надежды.
Просто – хрясь. И нет больше ничего.
Я не знаю, сколько я так сижу. Может, минуту. Может, пять.
Потом выдыхаю. Громко. С хрипом… И поднимаюсь.
Я стою посреди комнаты и смотрю на пачку в руках. Сейчас мне кажется, она весит тонну. Пальцы дрожат, но не от страха. От ярости. От боли. От чего-то темного, горячего, того, что разливается по венам и жжет огнем.
Я слышу, как Глеб по-прежнему мурлычет в ванной – фальшиво, но старательно. Как будто все хорошо, как будто небо голубое, мир чудесный, а в душе у него ромашки и солнечные зайчики.
Я хочу закричать. Я хочу вцепиться в него ногтями. Я хочу, чтобы он знал, что я все поняла. Но... нет. Не так. Не сейчас. Так просто он не отделается.
Я иду к коробке с рукоделием. Достаю самую тонкую иглу. Сажусь на край дивана, вынимаю презервативы. Механически. Спокойно.
Почти на всех теперь крошечные дырочки. Едва заметные, аккуратные.
Я слышу голос Лены в голове:
– Я больше не хочу ребенка. Ни за что. Я и так настрадалась в прошлый раз. А он… он все про дочку мечтает. Дурак. Я не собираюсь больше жертвовать собой ради его прихотей.
И я тогда кивала. Сочувствовала. Мы пили кофе и ели сыр. Лена рассказывала, как тяжело быть матерью, как тяжело быть всесторонне развитой женщиной. Как все-все на ней. А я слушала, думала: какая она у меня сильная.
А потом она сказала:
– Но аборты – это чудовищно. Кто делает аборты – те просто... не люди. Не могу даже говорить об этом спокойно.
Да, она всегда так говорила. Громко. Принципиально. Без оглядки на нюансы.
И вот теперь я протыкаю последний. Кладу все обратно в пачку. Закрываю. Засовываю ее в сумку Глеба, туда же, откуда достала. Как будто ничего и не было.
Вода в ванной затихает
Секунда. Еще секунда.
Я быстро прячу иглу в кулаке. Оглядываюсь по сторонам. Натыкаюсь на свое отражение и пугаюсь. Выгляжу я просто ужасно. Мне нужно срочно что-то придумать! Может, сказать, что я упала?..
Нет. Следов нет. Он не поверит. Нужно, чтобы выглядело правдоподобно.
Я царапаю кожу на колене иглой – быстро, резко, до крови. Шиплю от боли, сжимаю зубы. Потом бросаю иглу под кровать и сажусь. Делаю вид, что просто уставшая. Расстроенная.
Щелчок двери. Скрип.
– Ева? – голос Глеба.
Я поворачиваюсь. Он стоит на пороге, обмотанный полотенцем, волосы влажные, щеки, покрасневшие от тепла. Лицо сначала довольное, но вдруг Глеб резко хмурится.
– Что с тобой? Ты… Ты как будто… Боже, ты плакала?!