Избранные Луной - стр. 21
Смотрю на собственное отражение в зеркале. Нечеткое. Оно усмехается, оно смазано, туманно, напугано, но где-то в глубине души до безумия счастливо, и вместе с тем несчастно от понимания, слишком ясного осознания – будущего у нас с Оуэном нет.
Наша истинность – невозможна.
Если даже целитель ошибся, и я не настолько никчёмна, чтобы не суметь привлечь волка, надо оставаться честной с самой собой - Оуэн Стефенсон никогда не захочет признать своей парой убогого приемыша, которого однажды в лесу подобрал его отец.
Кривая улыбка трогает мои губы и острыми краями проходится по сердцу.
Разве будущий глава стаи может пожелать ту, кого покинула собственная волчица?
Дитя не сумевшее удержать зверя – позорное слабое семя.
Говорят, внутренний волк, как твоя вторая личность, вечная часть тебя… Часть, которая будет защищать до последнего вдоха…
Но моя решила уйти, бросить меня одну, забрав с собой все мои воспоминания.
Все годы до семи лет, до того дня, когда папа подобрал меня в лесу – как один чистый лист белой бумаги.
В детстве я часто плакала, особенно тяжело было ночами. Несколько раз пыталась убежать в лес, старалась неумело выть, всей душой желая позвать свою волчицу обратно, но она никогда не отвечала. А они всегда ловили и возвращали меня обратно в поместье. Он всегда находил и ловил меня первым. И даже уверял меня, что теперь Стефенсоны и есть моя семья. Но это было слишком давно, словно в другой реальности. До того, как Оуэн начал меня ненавидеть.
Надо смотреть правде в глаза. Кто в здравом уме захочет объявлять о своей истинности с той, которая никогда не сможет подарить достойное потомство?
В уголках глаз собирается соленая влага.
Да, лучше меня истину никто не понимает.
В чем смысл страдать и вбивать в себя гвозди полные правдивой горечи?
Открываю кран, брызгаю на зеркало холодную воду и шлепаю босыми ногами в комнату. Бросаю полотенце в кресло и, остановившись напротив шкафа, достаю пижаму.
«Надень самую уродливую пижаму» - колышется в сознании. И там же в сознании я сердечно посылаю Оуэну средний палец. Я всегда любила спать в пижамах и уродливых у меня точно нет. Та, которую я сейчас надеваю, состоит из легких хлопковых брюк и свободной футболки, на которой изображен большой кусок пиццы, а снизу есть подпись: «Always hungry».
Несмотря на еще раннее время, спускаться вниз нет никакого желания. Трогаю сво лоб. Немного хмурюсь. Температура, так удачно спавшая недавно, зачем-то снова возвращается.
Следует лечь и поспать, немного успокоиться, а завтра уже на спокойную голову думать, что можно сделать. Главное не сталкиваться с ним. А если встреча будет неизбежна, нужно бежать под холодный душ. Постучу немного зубами, но зато одержимость отпустит. Вот сейчас же отпустило. Никакого глупого желания раздвигать перед Оуэном ноги нет! Только вот от одной подобной мысли внизу живота выстрелвает пронзительным желанием.