Избранное - стр. 15
Стасик выскочил из подъезда и в нерешительности остановился. Надо было постараться устроить судьбу рыжего кота. Но медлить с проведением следственных мероприятий тоже было невозможно. «А, подождет!» – подумал чемпион и посадил кота на дерево.
Кот держался за тонкий мокрый ствол всеми четырьмя лапами и опасливо поглядывал вниз. Не то, чтобы он боялся высоты, – собственно, высоты и не было, – а просто настолько очумел от путешествия по квартирам, что пребывал в чрезвычайной растерянности, и если бы сейчас появились псы, вероятно, даже не нашел бы, что предпринять. Но псов на его счастье во дворе не было.
Риточка вошла в комнату, как говаривали в старину, неглиже, то есть не то, чтобы раздетой, но и не совсем одетой. Во всяком случае, добрая половина ее одеяний осталась в половиковской ванной. Да и Юрий Иванович поджидал свою гостью в одних стоптанных тапочках, – правый более-менее ничем, а из дырки на левом торчал большой палец.
Юрий Иванович поцеловал Риточку в плечо, в розовую полоску от тесной бретельки и задумчиво сказал:
– А знаешь, в одежде ты мне даже больше нравишься.
– Странный какой-то комплимент для женщины, – изумленно проговорила Риточка. Но опять не стала ничего заострять. Вроде бы было не до того. Хотя, когда-нибудь, в конце концов…
Риточка прикусила губки и тонко застонала, а Половиков подумал: «Ах, черт! Забыл позвонить Сидорчуку!». Нет, надо такие вещи записывать. Чтобы позвонить. И метить скрюченным пальцем в глаз телефонного аппарата. А иначе…
Что, собственно, иначе? При чем тут «иначе»? «Исследование, которое провел коллега…» А это еще откуда? И почему сижу в квартире как сыч?
Половиков стиснул плечи своей гостьи и громко, протяжно вздохнул. А успевшая отдышаться и даже заскучать Риточка подумала: «Ну, наконец-то, сподобился…».
– Мне с тобой очень хорошо, – ласково и проникновенно прошептала Риточка.
«Co мной всем хорошо», – чуть было не ответил ей Юрий Иванович, но вовремя задремал.
Не то, чтобы спал, не то, чтобы бодрствовал. Летел, то ли тенью, то ли черной ночной птицей надо всем, что видел когда-то, надо всем, где когда-то бывал и, узнавая, старался вспомнить.
Но все путалось. Лодочная станция на пруду недалеко от его школы и фанерный сарай, который снимал в прошлом году в поселке под Евпаторией; овраг в зарослях крапивы и летняя пивная. И еще, и еще что-то.
Над всем, что грезилось, стояла светлая, чуть желтоватая, теплая ночь. Черная птица измученно летела над землей, путаясь во временах и пространствах, искала место, где бы присесть, сомкнув широкие лохматые крылья, и не находила. И тут выяснилось, что летящая птица – едва ли не единственное живое существо в огромном, пустом мире. И от сознания этого повеяло затхлым холодом, как из старого, захламленного подвала.