История одного сражения - стр. 20

– Эй, братишка, – дружелюбно позвал он, стараясь незаметно от Панебу почесать больное запястье – мазь, хоть и чудодейственная, все-таки крепко пекла кожу, – эй, а ты давно этим делом занимаешься?

Молодой лекарь на мгновение поднял на него свои глаза – темные-темные, почти черные, похожие на двух больших жуков-хепра: такие же блестящие и непроницаемые:

– Уже четырнадцать лет, не беспокойся. Не трогай руку! Дай лекарству впитаться, не то заново придется мазать.

– Четырнадцать? – не слушая его, вытаращил глаза пораженный Маду: на его неискушенный взгляд, собеседнику всего было не более двадцати лет. – А как же… а сколько тебе тогда всего-то? Или ты – а, понял! У вас, у лекарей, есть же всякие штуки, чтобы жить вчетверо больше обычного и выглядеть всегда молодыми, я слышал! Что ты смеешься?

Панебу, как бы странно это ни выглядело в сочетании с его невозмутимыми повадками и холодным видом, и впрямь улыбался – не слишком широко и словно против собственной воли, будто не желал иметь свидетелей собственного веселья, но и удержаться тоже не мог.

– Забавные у тебя представления о нашем искусстве, – признал он наконец, приняв прежний серьезный вид. – Неужели встреча с господином Финехасом не натолкнула тебя на кое-какие соображения по этому поводу?

– Тот добрый дедушка, который не прогнал нас? – охотно поддержал ставший чуть душевнее разговор Маду: он уже сам понял, что сказал глупость – такое с ним случалось частенько – но решил подыграть молодому лекарю. – Откуда ж мне знать! Может, он настолько древний, что ему даже ваши ухищрения не помогают?

Панебу усмехнулся снова – шире и продолжительнее.

– Ты всегда такой проницательный или сегодня особенный день? – тихо спросил он, признавая невольное поражение: приязнь в его глазах удивила Маду, привычного к тому, что его шутки лишь раздражали окружающих; хороший воин – молчаливый воин, как повторяли командиры в их войске изо дня в день. Суди много раз советовал ему держать язык за зубами, но это было трудно – куда труднее, чем потом отвечать за неуместную болтливость.

Молодой лекарь, сам того не зная, остро напомнил Маду его старшего товарища; именно этой снисходительностью к чужим глупостям вопреки избранной личине невозмутимой бесстрастности. Славный парень оказался этот Панебу, незлой, хоть и колючий – ну да, впрочем, Маду уже успел понять, что умные люди обычно прячут так от подобных ему свою доброту: растроганный, он хлопнул себя здоровой рукой по колену и заговорщически ухмыльнулся:

– А все-таки, сколько ты уже здесь возишься, братишка?