История одиночества - стр. 17

– Самочувствие паршивое. – Его сильный провинциальный говор меня порадовал – я не горел желанием квартировать с дублинцем. Но когда я узнал, что он из Уэксфорда, рана в душе моей вновь открылась, ибо при всяком упоминании этого графства волной накатывала печаль.

– После дороги? – спросил я.

– Наверное. Всего растрясло. Мы приехали на папином тракторе.

Я опешил:

– На тракторе из Уэксфорда в Дублин?

– Ну да.

Я вздохнул и покачал головой:

– Да разве это возможно?

– Мы ехали потихоньку. Часто ломались.

– Да уж, не хотел бы я оказаться на твоем месте. Тебя, кстати, как зовут?

– Том Кардл.

– А меня – Одран Йейтс.

Мы пожали руки, Том взглянул на меня, и мне показалось, что он вот-вот расплачется.

– Ты рад, что ты здесь? – спросил я. В ответ он что-то неразборчиво буркнул. – Ту т клево, не бойся. Пару лет назад сюда поступил один мой знакомый, так он говорил, здесь весело. Не одни молитвы и всякое такое. Каждый день игры, спорт, хоровое пение. Ту т классно, вот увидишь.

Том кивнул, но, похоже, я его не убедил. Он открыл чемодан со своим барахлишком – рубашки, штаны, исподнее и носки. Сверху лежала роскошная Библия, и я взял ее посмотреть.

– От мамы с папой, – сказал Том. – Вроде как на прощанье.

– Наверное, дорогущая. – Я протянул ему фолиант.

– Возьми, если хочешь. Мне она без надобности.

Я рассмеялся, полагая, что он шутит, но лицо его было серьезно.

– Нет-нет, она твоя, – сказал я.

Том пожал плечами, взял Библию и небрежно бросил ее на тумбочку. За все годы он лишь раз-другой открыл эту книгу.

– В этом приходе Том прослужил всего года два, – сказал я. Столь скорая замена удивляла: и без того за последние двадцать пять лет Том сменил немало мест. Ты живешь на чемоданах, говорил я.

– Восемнадцать месяцев. Приличный срок.

– Наверняка он только обустроился.

– Он нуждается в перемене.

– Конечно, это не мое дело, – начал я, прикидывая, не поможет ли робкое непокорство сорваться с крючка, – но бедняга Том уже достаточно наездился. Наверное, было бы справедливо оставить его в покое, не правда ли?

– Как там у Шекспира? – широко ухмыльнулся архиепископ. – Не наше дело задавать вопросы?

– «Им надлежит не вопрошать, но исполнять и умирать», – поправил я. – Теннисон, «Атака легкой кавалерии».

– Разве не Шекспир?

– Нет, ваше преосвященство.

– Я был уверен, это Шекспир.

Я промолчал.

– Но суть не меняется, – холодно сказал архиепископ. – Тому Кардлу надлежит не вопрошать. – Он глотнул из стакана и добавил: – Это касается и Одрана Йейтса.

– Извините. Я лишь хотел…

– Не волнуйся. – Архиепископ прихлопнул ладонью по подлокотнику и снова улыбнулся – да уж, он умел развернуться на пятачке. – Конечно, тебе понадобится время, чтобы привыкнуть. Эти прихожане, которые каждый божий день дудят тебе в уши. И в первые два месяца море чая, на который зазывают старые склочницы, чтобы тебя оценить. – Он смолк и оглядел свои идеально ухоженные ногти. – А еще тебе придется опекать служек. Но ты умеешь общаться с мальчишками.