Интим не предлагать! - стр. 37
- Это ты что себе позволяешь! Позорить меня задумала?
- В смысле?
- В коромысле! - осталось показать язык и добавить бе-бе-бе - и точно два второклассника на продлёнке.
- Кто ты мне такой, чтобы тебя позорить? - всё-таки вырывает руку горгона и массирует запястье.
- Вообще-то, муж.
- Фиктивный!
- Не важно! Он какой-то галимый ботаник. Лузер. Только посмотри на его тяпку! На моих глазах зажиматься с ним, это, блин... стрёмно. Хочешь мой авторитет в глазах друзей подорвать?
- Эдик мой друг, мы вместе курсовую писали, а ты идиот! И что только на тебя нашло?!
Васильковые глаза сверкают праведным гневом и до меня только доходит: а действительно, что? Пелена какая-то. Наверное, я просто привык держать всё и всех под своим неусыпным контролем, и тут жена! - пусть даже фиктивная, позволяет себе такие вольности.
И вроде бы должно быть пофигу - мне Ромашкина и не нравилась никогда, я её как женскую особь в упор до спора не видел, но вот почему-то не пофиг. И это выводит из строя. Раздрай какой-то.
За домом грохочет популярный трек, по небу хаотично мечутся рассеянные лучи прожекторов: жёлтый, красный, синий. Синий, красный, жёлтый.
Гул голосов, взрывы нестройного смеха, звон разбитого стекла.
- Откуда Пашутина так хорошо знаешь? - уже спокойнее задаю вопрос, но Ромашкина меня игнорит, рассматривая чёрное с разноцветными всполохами небо.
Шумно выдыхаю через нос и считаю до десяти. Эта баба меня точно в могилу сведёт. До чего же упёртая! Кошусь на её профиль: губы сжаты, подбородок горделиво приподнят.
- Так и будем в молчанку играть?
- Не твоего скудного ума дело - откуда, - пыхтит, не отрывая взгляда от мелькающих огней.
- Ну а всё-таки? - не знаю почему, но этот вопрос не даёт мне покоя. Чувствую какой-то подвох, не срастается что-то. И чем дальше в лес, тем острее чуйка.
- Вообще-то, мы в одном универе учимся. Короче, отвали.
Точно что-то не договаривает, но не вытряхивать же ответ силой.
А с другой стороны - какая мне до всего этого разница?
Вообще, ситуация идиотская. Свадьба эта, спор, ботаник. В табло зачем-то ему двинул.
Опускаю взгляд на правую руку, сжимаю и разжимаю кулак.
Костяшки болят, нормально так заехал, вообще ведь ни за что.
- Я пошла, - роняет она, и я безразлично бросаю:
- Валяй.
Только она делает шаг, как вдруг, кажется, совсем недалеко, откуда-то из-за рядка остроносых туй начинают выпрыгивать со свистом ракеты. Салют!
Хватаю застывшую и порядком побледневшую Ромашкину за талию и притягиваю к себе ближе. Она цепляется за воротник моей джинсовой куртки и вжимает голову в плечи после каждого нового выстрела. В голубых глазах отражаются разноцветные искры и неподдельный ужас; она тяжело и часто дышит, и я улавливаю аромат клубничного мохито.