Интернатские. Мы – интернатские - стр. 3
– Не плюну, пошли вы все!.. – бился Академик в истерике спелёнутый, как психиатрической смирительной рубашкой, простынёй, взятой одной из нянечек в ближайшей спальной комнате. – Убегу! Всё расскажу в РайОНО1… комиссию приведу…
– Дурачок! Мы вот тебя сейчас привяжем к коечке, а к утречку и позабудешь, как на старших-то рыпаться. РайОНО ему подавай…
– Комиссию заприспичило, голубок ты наш бескрылый? Ну-ну… – издевательски ласковым тоном поддержала коллегу вторая няня, и приложила ладонь к уху, шутовски изображая пытающегося услышать какие-то дальние шорохи поисковика. – Эй, комиссия-а! Куды, куды ты удалилась, куды спряталась? Ку-ку! Заждались туточки тебя… фулиганы некоторые. Хи-хи!..
А утром…
ТАНКИСТ
(ретроспектива)
Утром тридцать первого августа интернатский кочегар-истопник Николай Герасимович, обливаясь потом и слезами, вынес на руках из дымящегося склада двоих сильно обгоревших и едва не задохнувшихся мальчишек.
Эх, ему бы сейчас на часок, на полчасика его родную боевую «тридцатьчетвёрку»! Передавил бы он танковыми гусеницами всё это безобразие к чёртовой матери… Ну, разве можно так с детьми?.. Люди вы или нелюди, господа воспитатели? Вам доверили и так уже обездоленных, несчастных детей, а что вы над ними творите вместо того, чтобы приголубить? Если бы не этот пацан, который отличник, хана бы обоим его дружкам, сгорели б заживо, мать вашу…
Передав с рук на руки подбежавшим работникам скорой помощи стонущих погорельцев, на которых больно было смотреть, Николай Герасимович обвёл унылым взглядом суетившихся у догоравшего склада пожарных, равнодушно глянул на толпу громко обсуждавших происшествие, но не принимавших реального участия в ликвидации пожара зевак, плюнул в сторону державшихся особняком немногочисленных сотрудников дирекции интерната, по долгу службы изображающих что-то вроде запоздалой, бесполезной уже, по сути, активности, и, пошатываясь, побрёл в сторону котельной – своего основного рабочего места.
Жил он, ввиду неимения собственного жилья, круглогодично прямо здесь, по месту работы, в небольшой каморке один как перст. Вернее, какое-никакое жильё, а именно койко-место в рабочем общежитии, у него всё-таки было – но это так, ради прописки… а фактически жить он предпочитал здесь, попивая в одиночку водочку и предаваясь тяжёлым военным воспоминаниям. Некоторыми, не самыми, конечно, страшными из этих воспоминаний он время от времени, в состоянии подпития, делился с собиравшейся его послушать интернатской ребятнёй. Наиболее толковому из юных слушателей – отличнику Колюхе по кличке Академик (вот из кого отличный генерал мог бы получиться, когда вырастет!) Николай Герасимович поверял, в порядке исключения, такие подробности о Великой Отечественной