Иностранка - стр. 32
В тот день она встала ранее обычного, около пяти утра. Быстро выбрав простое платье и стянув волосы на затылке в простую прическу, называемую «цветок-корзинка», она проворно вышла из спальни. В ее руках было платье, завернутое в шелковый чехол, и создавалось впечатление, что девушка просто несет наряд по приказу государыни, забрав его из дворцовой прачечной. Но внутри широкого подола девушка спрятала ту самую заветную коробку, которую три дня назад передал ей Чемесов. Машенька прекрасно осознавала, как опасно и чудовищно то, что она собиралась сделать. Но в тот миг, когда девушка приблизилась к комнатам императрицы, в ее сердце неистово застучала мысль том, что она безумно, до дрожи в коленях любит Гришу, который теперь казался девушке идеалом мужчины и был для нее самым дорогим существом на этом свете. И ради того, чтобы он оставался доволен, она была готова на все.
Едва достигнув первой комнаты императрицы, которая являлась гостиной, Маша осторожно приоткрыла дверь и окинула взглядом залу. Та была пуста. Два камердинера Екатерины Алексеевны сегодня были отпущены в увольнение до вечера, а третий, Михаил Иванович, немного приболел и должен был появиться только к обеду. Об этом знала Маша, именно оттого выбрала теперешнее утро для осуществления неприятного дела.
Она быстро прошла в гостиную в золотистых тонах, приблизившись к книжному шкафу, вытащила коробку и спрятала ее на одну из полок за книги. Далее девушка, захватив сверток с платьем, унесла его обратно в свою комнату. По дороге она встретила пару слуг, которые в этот утренний час уже сновали по дворцовым коридорам, не обращая на нее никакого внимания, и лишь молча кланялись ей.
Уже к восьми девушка вновь вернулась в гостиную государыни. Пройдя в кабинет, Машенька присела на бархатный стул, ожидая, когда от императрицы выйдет приближенная фрейлина, которая помогала Екатерине Алексеевне совершать утренний туалет. Через полчаса из будуара императрицы появился Платон Зубов. Как и обычно, надушенный и при параде, в своем камзоле с бриллиантовыми пуговицами, с напудренными темно-русыми волосами и жеманной, развязной улыбкой на устах, он медленно оглядел Машу и напыщенно произнес:
– Вы, дорогуша, как обычно, точны, словно часы.
– Добрые утро, Платон Александрович, – сказала почтительно Маша, чуть наклонив голову.
– Но толку от этого нету. Императрица еще не одета.
– Ничего я подожду, сколько потребуется, – спокойно ответила Маша, поднявшись на ноги и отходя к окну, делая вид, что общество Зубова не занимает ее более.