Иллюстратор (сборник) - стр. 1
© Д. Долинин, 2018
© ООО «Издательство К. Тублина», макет, 2018
© А. Веселов, оформление, 2018
Театр Михалева
Рассказ
В забавах был так мудр и в мудрости забавен —Друг утешительный и вдохновитель мой!Теперь он в тех садах, за огненной рекой…Владислав Ходасевич, Памяти кота Мурра
Когда Тимофею Михалеву было чуть больше пятидесяти, он выглядел моложе своего возраста лет на двадцать. Ну, может быть, не на все двадцать, ибо был высок и тяжел телом. Все же примем эту приблизительную цифру за истину, потому что вплоть до некоторых событий именно так он сам, не замечая бега времени, виновника непременного дряхления, оценивал свою внешность, вполне, с его точки зрения, привлекательную. Однако при этом каждое утро, бреясь и глядя в зеркало, недоумевал, как же так случилось, что Мальвина его покинула.
Звали ее вообще-то Машей, но еще в провинциальном театральном училище после успешного показа отрывка из сказки про Буратино превратилась она в Мальвину. Благодаря наивности ее больших голубых глаз, тонкости прохладного бледного лица с высоким лбом и хрупкости телосложения сказочное имя пристало к ней легко и надолго. Однажды, когда ее ученье шло к концу, сорокалетний Иван Свечин, основатель и главный режиссер питерской «Свечи», заехал в Мальвинину деревню (ее собственная трактовка статуса почти миллионного города, где она жила и училась). Заехал в поисках молодых актеров.
В длинном черном плаще, подпираясь, как тростью, длинным черным зонтом, сверкая загорелой лысиной, походкой нарочито медленной, как бы стариковской, всходил он на крыльцо театрального училища. Намечался выпускной спектакль с участием целого дипломного курса, и Мальвины в том числе. Собирался Свечин ставить чеховскую «Чайку», ставить совершенно по-новому, с привлечением настоящей белой лошади, и требовалась ему молодая и прелестная Нина Заречная, которая должна была на этой лошади в начале спектакля выезжать из-за кулис. Или, думал Свечин, если лошадиный рост позволит, хорошо бы появиться ей через центральную дверь зала и проехать верхом по проходу до сцены. Мальвинина кандидатура на роль всадницы показалась Свечину подходящей. Так Мальвина оказалась в Петербурге, в труппе амбициозного, хоть и небольшого театра.
Тимофей служил в этом театре инженером по электрической части. Мальвину он впервые увидел за кулисами. Куда-то он там шел по темному коридору. Сквозь приоткрытую дверь кабинета Ивана Свечина в коридор бил звонкий солнечный луч, а в нем лениво колыхалось плотное облако свечинского табачного дыма. Вдруг за облаком возникло видение. Оно приближалось, вплывало в облако. Михалев замер. Один шаг – и видение, будто рукой ловкого художника, мгновенно нарисовалось. Тонкое девчоночье тело, но большие, высунувшиеся вперед груди, светлые пушистые волосы, голубые, огромные на бледном лице глаза, все вместе мгновенно и навсегда врезалось в сознание, подсознание, сердце и даже железы внутренней секреции. Душа и организм дружно сообщили Михалеву, что перед ним именно та женщина, которая ему нужна на всю оставшуюся долгую жизнь. Она подходила к полуоткрытой двери, заглядывала в кабинет, стучала и робко спрашивала: «К вам можно, Иван Сергеевич?» Входила.
Клюк! Дверь за ней закрылась. Иссяк солнечный звон. Остался аромат дорогого трубочного табака. Михалев стоял в темном коридоре и несколько секунд не мог двинуться с места, туго вспоминая, куда и зачем он направлялся прежде волшебного явления Мальвины. Впрочем, тогда он еще не знал, что перед ним только что мелькнула именно Мальвина.
Узнал это он позже и даже записался в тот же самый клуб, в котором Мальвину учили сидеть на коне. Когда она немного подучилась, Свечин приказал ей тренироваться в сценическом костюме – длинном, до пят, белом платье. Так Михалев был приговорен любоваться романтической всадницей, словно слетевшей с известной картины Брюллова.
Иногда, когда совпадало время лошадиных уроков, Михалев отвозил Мальвину на своих «жигулях» в клуб, а после занятий – в общежитие театральной академии. Туда временно поселил ее Свечин. Дальше нейтральных попутных разговоров о лошадиных характерах дело не шло. Любое решительное наступление казалось Михалеву неуместным. Разница в возрасте – чуть ли не тридцать лет. Страшно испугать, обидеть юную воздушную барышню. Или того страшней – оказаться в ее глазах нелепым старым козлом.