Их было 999. В первом поезде в Аушвиц - стр. 46
Другим велели заняться уборкой. Эдита с Леей, еле сдерживая слезы, ползали на четвереньках, скобля полы и стены.
«Нам так никто и не сказал, что мы тут делаем, – вспоминает Эдита. – Выдали тряпки со швабрами и приказали вычистить казарму. Ну мы и чистили. Мы спрашивали себя: вот это оно и есть? Та работа, которую мы должны выполнять? Не так уж и плохо, но казалось странным, что чуть не 200 девушек согнали чистить какие-то казармы. Зачем столько? Мы ничего не знали».
А потом из Прешова прибыли еще 224 девушки, семидесяти четырем из них, включая Магду Амстер, не было еще двадцати.
«Понимаете, – продолжает Эдита, – наше настроение описать довольно трудно, поскольку семнадцатилетняя девочка, если она не полная дура, смотрит в будущее с куда большим оптимизмом, чем женщины постарше. Несмотря на весь наш страх, на чувство незащищенности, мы все равно были настроены оптимистично».
Она и другие девушки, слушая приказы, размышляли: «Может, это и впрямь всего лишь работа? Может, что-то вроде особого задания? Такая вот работа, не слишком уж страшная и трудная? Мы же не знали. Откуда нам было знать? В то время никто еще не слышал об Аушвице. Его еще не существовало в природе!»
В группе из Прешова были две женщины средних лет, их звали Фанни Гроссман и Этела Вильдфор, обеим – по 45. Нам неизвестно наверняка, но они, скорее всего, поехали вместе с 18-летней Руженой Гроссман и 19-летней Мартой Вильдфор – вероятно, это были их дочери.
В правительственном указе ясно и недвусмысленно сказано, что регистрировать будут только молодых незамужних женщин. Тогда что же Фанни с Этелой – а вместе с ними еще 27 женщин средних лет, которые съехались в казарму к концу недели, – делали в первом транспорте? Причем прибыли они из разных мест. Семеро – из Прешова, четверо – из Гуменне, родного города Эдиты, трое – из Левочи, и одна – ее привезли на автобусе – из Стропкова.
Возможно, некоторые из них заранее решили, что отправятся вместе, но о мотивах остается лишь догадываться: то ли это был акт сопротивления (они поехали, дабы занять места дочерей или племянниц), то ли – акт солидарности (не хотели оставлять своих девочек без присмотра и защиты)? А может, эти женщины были не замужем и никаких родственных связей с девушками не имели. Нам это попросту не известно. Но все же поразительно, как они там оказались. Их имена стоят в списках, их зарегистрировали, и поэтому не исключено, что с их стороны это был маленький бунт, который могли учинить лишь женщины. У мужчин не вышло бы добровольно занять места дочерей или сестер. И когда они со своими чемоданами явились на вокзал или автостанцию, никаких возражений не последовало.