И в горе и в радости - стр. 15
нормальная семья, молодая здоровая жена, которая родила бы вам крепких наследников!» Молодая здоровая жена... Николь когда-то тоже была молодой и здоровой...
Филипп нахмурился. Но сгустившаяся темнота ночи положила конец его внезапному унынию. Погрузившись в раздумия, Филипп не заметил, что корабль уже вышел из гавани. Ла-Рошель давно исчезла в угрюмом тумане, и баюкающая песнь волн навевала на Филиппа сонливость. Однако в то мгновение, когда тоска совсем улеглась, тяжёлый корабль прорезал тучу мрака и стал медленно приближаться к острову.
- Ваше сиятельство, я и не знал, что мы прибудем на место ещё до рассвета, - раздался рядом с Филиппом удивлённый и немного сонный голос.
- Я забыл вас спросить, бывали ли вы прежде на Ратисе, мессир Жаккар, - отозвался Филипп, повернув голову и взглянув на своего попутчика.
Пьер Жаккар – худощавый, с чёрной бородкой клинышком, тонким заострённым носом и внимательными, как будто подслеповатыми, глазами – производил впечатление школьного наставника или учёного. Собственно, он и был учёным: магистр Парижского университета, который читал лекции на факультете медицины. В Париже шла слава о нём как об одном из лучших медикусов; говорили, будто его приглашали ко двору Луизы Савойской, матери короля, когда она заболела после падения сына с лошади. Горячая беззаветная любовь Луизы к своим детям была известна, поэтому мало кого удивило, что женщина слегла, узнав о несчастном случае с юным Франсуа.
О том, что Николь тяжело заболела, Филипп узнал из двух писем, которые он получил в один и тот же день с атлантического почтового корабля. В одном из них, составленным мессиром Трюдо, сухим, научным языком была изложена суть болезни, применяемые методы лечения и неутешительные выводы. Другое, написанное изящным женским почерком, было полно эмоций: от негодования и упрёков («Как вы могли столько времени томить вашу жену тягостным неведением относительно вашей жизни?») до мольбы («Надеюсь, ваше появление на Ратисе принесёт тёте облегчение; в её выздоровлении уповаю на волю Господа нашего и ваше, мессир, милосердие...»). Бумага, на которой было написано это письмо, источала приятный аромат лаванды – и в памяти Филиппа сразу всплыла знакомая с детства картина родительского поместья.
За оградой дома раскинулось лавандовое поле, которым можно было любоваться из окон гостиной и двух спальных комнат: той, где в детстве спал Филипп, и той, которая принадлежала его матери. Когда-то отец Филиппа, граф Анри де Монфор, опытный хозяйственник, влюблённый в природу, выписал кусты лаванды из Прованса. Филипп до сих пор помнил, как отец радовался, когда кусты прижились на острове, с каждым летом разрастаясь всё больше... Но пожар, устроенный взбунтовавшимися крестьянами, уничтожил не только дом: вместе с усадьбой сгорели и лавандовые кусты.