И сердце пополам - стр. 20
Про их связь Глеб не распространялся, даже Тёме Тошину не сказал, но поначалу это здорово льстило – все хотят её, а она хочет его.
Однако вскоре эта связь стала его утомлять. Глеб сам поражался и не понимал себя: почему? Ведь это мечта – регулярный, полноценный секс с красивой женщиной без всяких обязательств. Он всегда так хотел, поскольку терпеть не мог обязательства и ответственность, и вообще всё, что как-то сковывало и ущемляло свободу. И вот, пожалуйста, само в руки упало, бери – не хочу. Так какого чёрта ему сейчас надо?
И классно с ней было, по-настоящему, классно, но почему-то больше не хотелось. Ехал к ней, когда она уж очень просила, ехал неохотно, чуть не через силу, а уходил – будто из клетки на волю вырывался. И всё чаще возникало какое-то дурацкое ощущение, что она им попросту пользуется.
У Оксаны имелся жених – физрук, нормальный мужик, по мнению Глеба. И это обстоятельство тоже его напрягало.
Оксану Глеб не ревновал, даже мысли такой ни разу не возникало, а вот перед физруком было неудобно. Но порвать с ней сразу, одним резким сечением, как-то не выходило. Язык не поворачивался. Ну как скажешь человеку, который ничего плохого тебе не делал, что он надоел? А тем более как скажешь женщине, что больше её не хочешь? Женщины ведь вообще страшно ранимы, из-за пустяка могут удариться в слёзы, а слёзы всегда были его слабым местом. Стоило кому заплакать – и у него сразу почва из-под ног.
Взять ту же Милу. Шёл на днях в библиотечный корпус и наткнулся на неё в коридоре. Сразу её и не заметил, она спряталась за цветочными кадками и тихо там поскуливала. Хотел пройти мимо, но не смог. Услышал всхлип, дрогнул, остановился, будто рефлекс сработал.
Оказалось, у Милы кошелёк в троллейбусе подрезали. А там и наличка, и карта, и проездной, и даже полис. Но на полис Миле плевать, выдадут новый. И карту она уже заблокировала, а вот деньги… целых полторы тысячи уплыли. Кошелёк тоже жалко, он кожаный. И проездной жалко. Но деньги жальче всего, она теперь совсем на бобах, даже обратно в общежитие не на что ехать. И снова слёзы в три ручья.
Глеб обхлопал карманы, нашёл пятьсот рублей, отдал ей. Не полторы тысячи, конечно, но всё же не так обидно должно быть. Но Мила всё равно плакала, терзая ему душу. Только когда обнял, поцеловал – вроде успокоилась.
Вот и с Оксаной никак не получалось сказать правду. Каждый раз Глеб сочинял отговорки, почему приехать не получится, надеясь, что в конце концов сама поймёт, ну не дурочка же наивная. Но Оксана не унималась, звонила, звала, вечно придумывала что-то: то кран сломался, то операционку на ноуте надо переустановить, то хандра у неё нестерпимая.