И сердце пополам - стр. 22
Людей она не любила, просто терпела по необходимости. Мало кто не вызывал в ней раздражения. Казалось ей – куда ни плюнь, кругом все какие-то никчёмные, пустые, ленивые, за редким исключением. Бесцельно плывут по течению, бессмысленно прожигают жизнь. Коллеги у неё такие чуть ли не через одного, а про студентов и говорить нечего. Это же просто какое-то деградирующее поколение, ужасалась она.
Себя же Анна Борисовна считала истинным пассионарием и в душе иной раз негодовала, почему она должна тратить своё бесценное время на глупую, равнодушную массу.
Нет, ну были студенты, которые не безнадежны. Были даже такие, которые вызывали у неё уважение. Но пустоголовые и ленивые брали количеством, и это её удручало.
Особенно она не любила прогульщиков. Эти хуже всех, они даже не утруждали себя такой малостью, как просто прийти на её лекцию, посидеть, послушать… А потом ходили, клянчили.
Правда, год от года таких всё меньше, а в иную сессию – вообще ни одного. Но, к сожалению, это вовсе не потому, что студенты становились умнее, интеллигентнее, заинтересованнее, просто молва о жестокой и непримиримой Фурцевой гремела на весь университет. Даже Миша, двоюродный брат, шутил: «Тебя студенты боятся больше, чем меня, ректора».
Вот потому теперь тунеядцы попросту «высиживали» себе тройки. Ну хоть так.
Однако всё равно изредка попадались «самоубийцы», как шутя называл их Миша. И что странно – почему-то ей особенно запоминались не те, кто радовал хорошими ответами на семинарах, а вот эти самые никчёмные, бессовестные и наглые, которые раздражали, злили, надоедали, портили настроение. Их фамилии и лица Анна Борисовна помнила ещё долго. И вот зачем ей это?
Но всех переплюнул Привольнов из триста второй группы.
Судя по журналу посещаемости, он явился на занятия пару раз в начале семестра, а потом пропал с концами. И объявился, как водится, перед сессией.
Привольнов тоже просил последний шанс, почти теми же словами, как будто всех их где-то учат говорить одно и то же. Только все обычно на жалость давят, глаза боятся поднять, стыд и раскаяние изображают, а этот и просил-то нагло. И смотрел на неё вызывающе. Будто не просил, а… тут Анна Борисовна немного терялась с определением. Но во взгляде его и в голосе было то, что её задевало или даже оскорбляло. Может, иным женщинам это по душе, а её такая развязность просто возмутила.
Вот точно! Он разговаривал с ней не как студент с преподавателем, а как мужчина с женщиной. Вроде и не подбивал клинья, и не флиртовал, а всё равно казалось, будто он её оценивает. И судя по всему, даже не сомневался, что ему она не откажет. Думал, наверняка, раз смазлив, то и всё ему просто так достанется.